История одной коллекции

Неудивительно, что это единственный украинский город, в котором появился музей, состоящий исключительно из работ местных художников. На 300 кв. м Музея современного искусства Одессы (МСИО) разместились 10 тематических залов: модернисты, трансавангардисты, концептуалисты и т. д. «В наших фондах около 700 картин, созданных пятью поколениями местных авторов», – с гордостью отмечает директор МСИО Семен Кантор.

У музея есть и другая особенность. Он частный. Его открыл одесский банкир Вадим Мороховский. «Хотелось, чтобы одесское искусство осталось в родном городе», – объясняет он.

Музей был создан в рекордные сроки. С момента появления замысла до торжественного открытия в апреле 2008‑го прошло менее года. «К коллекционированию меня приобщил мой друг Андрей Адамовский, – рассказывает Мороховский. – Через несколько лет появилась идея регионального музея».

Банкир пошел кратчайшим путем: купил готовую коллекцию. Почти 400 работ, большинство кисти нонконформистов, обошлись Мороховскому примерно в $800 000. «Это было одно из наиболее полных и репрезентативных собраний одесского современного искусства», – говорит искусствовед и заместитель генерального директора комплекса «Мистецький Арсенал» Александр Соловьев. Продал коллекцию Михаил Кнобель. Он собирал ее 22 года и делал это очень по‑одесски.

В советское время Кнобель занимался ремонтом телевизоров, что, по его словам, позволяло «жить безбедно». «Первую картину я купил в 1982 году: реалистичный пейзаж местного художника Лукьяна», – вспоминает коллекционер. Поначалу он выбирал картины по принципу «чтобы на стене красиво висели», но в конце 1980‑х изменил подход. Кнобель стал собирать произведения одесских нонконформистов, или, как их еще называют, художников второй волны авангарда. «Во второй половине ХХ века Одесса наряду с Москвой и Ленинградом стала центром протестного искусства», – рассказывает Соловьев. В 1967 году в городе прошла первая в СССР публичная несанкционированная выставка картин, известная как «заборный вернисаж». «В Одессе появилась целая плеяда очень талантливых авторов, оказавших огромное влияние на современное искусство на всем постсоветском пространстве», – продолжает Соловьев. В их числе такие художники, как Юрий Егоров, Людмила Ястреб, Валентин Хрущ, Владимир Наумец.

Почему его предпочтения сместились от реализма к модернизму, бывший телемастер и сам объяснить не может. «Мои друзья у виска крутили, когда видели, что я собираю», – вспоминает Кнобель. Возможно, не последнюю роль сыграла доступность авангардного искусства. Цены на произведения одесских модернистов были более чем умеренными. «В начале 1990‑х я мог за один свой месячный доход купить все картины из мастерской Егорова, – признается галерист Пустынин. – Не купил, теперь жалею». Пустынин с компаньонами думал переправлять картины одесситов в Англию, чтобы их там продавал эмигрировавший коллекционер Владимир Асриев. «Одну работу Егорова продали за 1000 фунтов – это было событие», – говорит Пустынин. В Одессе цены были на порядок ниже, но даже за эти деньги желающих покупать продвинутое искусство было немного.

Одесский художник Олег Волошинов познакомился с Кнобелем в конце 1980‑х. «Обежал восемь раз всю мастерскую и безапелляционно заявил: «Эту, эту и эту картину я у тебя покупаю, а эту, эту и эту ты мне даришь», – вспоминает художник. Сидевший без копейки Волошинов не мог отказаться от такого предложения.

Кнобель перезнакомился со всеми одесскими авангардистами и организовал что‑то вроде клуба по интересам. «Каждую пятницу он устраивал застолье, на котором собирались 20–30 художников, – рассказывает Волошинов. – Выпивали, спорили до хрипоты о картинах. Со временем Кнобель стал неплохо разбираться в современном искусстве». «Дружить с художниками тяжело: нужно много пить», – резюмирует коллекционер.

Только совместными посиделками дело не ограничивалось. «Со стороны казалось, что они большая семья, – отмечает Войцехов. – Кнобель знал жен, сестер, братьев художников, помогал им решать бытовые вопросы: чьей‑то жене помог сделать операцию, кому‑то еще – вставить зубы, кому‑то – построить дачу». Благодаря близким отношениям с богемой Кнобель мог рассчитывать на хорошие скидки. «Я не такой дурак, чтобы платить за картины дорого. В галереях и на аукционах никогда не покупал: только у авторов, – уверяет он. – Художники знали, что если у них совсем плохо с деньгами, то у меня всегда можно получить $200–300 за картинку».

В 1990‑е для большинства одесских живописцев «плохо с деньгами» было естественным состоянием. Кнобель вспоминает, что мог за день объездить с десяток своих подопечных и привезти домой 30–40 картин, из которых потом оставлял себе пару приглянувшихся.

Бизнес на хороших отношениях с художниками коллекционер не делал. «Я редко продавал картины: слишком сильно их любил. Разве что менялся с кем‑то», – говорит Кнобель. Свое хобби он финансировал за счет небольшого бизнеса по мелкооптовой торговле нефтепродуктами. После того как его вытеснили с этого рынка крупные корпорации, Кнобель организовал ремонтно‑строительную фирму. Этот бизнес тоже шел ни шатко ни валко. «В 2001‑м я закрыл все бизнесы и после этого только консультировал «нужных людей», – рассказывает коллекционер.

 

Вадим Мороховский потратил на свой музей свыше $1 млн, но взамен получил намного больше: например, общение с интересными людьми

Кристина Яловая

Какую коллекцию можно собрать «по дружбе»? Не самую лучшую. «Не секрет, что в Одессе есть собрания этого же периода, состоящие из более отборных работ», – считает Кантор. Например, коллекции Семена Верника или Анатолия Дымчука. Со второй половины 1990‑х цены на украинское искусство начали стремительно расти. За произведения одесских мэтров в столице платят тысячи, а то и десятки тысяч долларов. Кнобель продолжал оперировать ценами в сотнях долларов, в редких случаях переходя на тысячи. «Егорова когда‑то купил за пару тысяч», – говорит коллекционер о самом дорогом приобретении. Но художникам, связанным узами дружбы, было неудобно отказывать, когда Кнобель настойчиво просил продать картину. «Конечно, они не спешили отдавать ему за копейки свои хорошие работы, нередко делали повторы или рисовали что‑то специально для него на скорую руку», – утверждает Пустынин.

Если коллекция Кнобеля и не была лучшей в Одессе, то она точно была самой известной. В отличие от большинства других собирателей, даже в лихие девяностые он не прятал свое собрание. Впервые Кнобель выставил коллекцию в 1993 году в Одесском художественном музее. С тех пор он организовал еще пять выставок, в том числе и в Национальном художественном музее Украины. «Миша долгое время был единственным популяризатором одесского искусства», – отмечает Волошинов.

Неудивительно, что, задумавшись о создании музея, Мороховский первым делом обратился к Кнобелю. «Идея мне понравилась. Важно, чтобы картины остались в городе», – подчеркивает коллекционер. По его словам, они сошлись на цене в $1,2 млн за 380 полотен. Мороховский сделку не комментирует. «Названная вами цифра, даже для весны 2008‑го, – это очень много, – уверяет Пустынин. – Если бы коллекция распродавалась в розницу, то все равно вышло бы дешевле». Похоже, Мороховский тоже понял, что переплачивает. «Часть денег я должен был получить позже. Но начался кризис, у Мороховского возникли какие‑то проблемы. В итоге около $400 000 я так и недосчитался», – рассказывает Кнобель. Два одесских коллекционера сообщают, что Мороховский изначально оговаривал с Кнобелем возможность снижения цены после детального изучения коллекции. «Более неудачное время для покупки трудно было выбрать. Если бы сделка заключалась в 2009 году, я бы потратил минимум в 2,5 раза меньше», – убежден банкир.

За четыре с половиной года в МСИО побывало более 35 000 человек. Это, конечно, не 1,5 млн посетителей PinchukArtCentrе, но вполне сопоставимо с цифрами старых добрых одесских музеев. Например, Музей западного и восточного искусства, который может похвастаться полотнами Караваджо и Хальса, в прошлом году посетило около 33 000 человек.

 

Директор музея Семен Кантор на вопрос, в чем смысл этого проекта, отвечает: «Есть время разбрасывать камни, сейчас пришло время собирать»

Кристина Яловая

С 2008‑го собрание МСИО пополнилось тремя сотнями работ. «Приобрели четыре небольшие коллекции, стараемся систематично покупать работы художников, не представленных у нас», – поделился Кантор. Музей редко предлагает более $1000 за картину. «Они хотели купить мои работы, но пока им это не по карману. Взяли несколько картин в долгосрочную аренду», – рассказывает Гусев. Летом 2012 года его картина была продана на аукционе Phillips de Pury за $19 400.

«Амбиций, как и возможности создать такой музей современного искусства, как делает Даша Жукова (подруга Романа Абрамовича. – Forbes), у меня нет, – утверждает Мороховский, – но собрать и интересно показать полный срез современного одесского искусства – вполне посильная задача». По его словам, среднегодовой бюджет МСИО – около $80 000. Сможет ли финансист превратить музей в прибыльный проект? «Для меня это отдушина, абсолютно дотационный проект, – объясняет Мороховский. – Продавать коллекцию я не собираюсь».

А что Кнобель? Ему 74 года, он очень болен, и без посторонней помощи ему тяжело ходить. Ухудшение здоровья не лишило одессита страсти к коллекционированию. Во время интервью, проходящего в его квартире, собирателю привозят на смотрины четыре работы. «Для меня это смысл жизни, я без этого не могу, – признается он. – Сильно жалею, что продал первую коллекцию. Скучаю по ней, она мне даже снится». В его новом собрании почти 500 работ. Многих одесских нонконформистов уже нет в живых, с другими Кнобель переругался. В новой коллекции преимущественно работы молодых живописцев. «Она, конечно, еще сыровата, но есть много интересных вещей», – говорит Войцехов. Что Кнобель собирается с ней делать? «Продам за $1,4 миллиона! – уверяет он. – Приходил недавно днепропетровский парень, приценивался. Сказал, что подумает».