Судьба золотой «московской добычи» Наполеона (версия журнала Смена за 1963 г.)

Это случилось морозным осенним днем 1812 года... Наполеоновская армия покидала Москву. Когда-то тщетно пытавшийся бороться с мародерством, маленький корсиканец сам превратился в откровенного грабителя. За его экипажем везли ценнейшие реликвии древности, старинное оружие, золото, украшенные драгоценными каменьями ризы, иконы, старинные чаши...

Но события внесли свои коррективы в планы воителей «синей» армии: интервентам пришлось думать уже не о вывозе награбленного, а о спасении собственной шкуры. Не имея возможности вывезти «золотую карету» за пределы Россия, император не желал оставлять ее и настоящему владельцу – русскому народу. И вещи, ценность которых не измеришь миллионами, исчезли бесследно...

Узник острова святой Елены сохранил свою тайну

Несколько лет назад было выдвинуто предположение, что золотая «московская добыча» Наполеона была затоплена им в озере Стоячем, близ Вязьмы. В розыски «московской добычи» включились самые различные общественные и государственные организации, историки, журналисты, геологи. К месту предполагаемого затопления выехали специальные экспедиции. Кстати, работы по розыску продолжаются и по сей день.

Решили пойти по следам «золотой кареты» и мы, старший научный сотрудник Центрального государственного архива РСФСР Лидия Павловна Тинаева и автор этих строк. Только начали мы эти поиски не в селе Семлево, близ старой Смоленской дороги, а в Москве, в архивах. Там-то и довелось нам встретиться с новой страницей до сих пор еще не разгаданной тайны...

В документах Наполеона и его сподвижников, хранящихся в советских архивах, судьба золотой «московской добычи» обходится молчанием. Поэтому мы решили заняться изучением документов Высочайшей Комиссии по описанию боевых трофеев русского воинства, к которым почти не обращались исследователи.

Знакомясь с документами комиссии, мы неожиданно обнаружили лаконичное сообщение минского губернатора. Чиновник доносил в столицу, что в 1911 году у жителя города Новогрудок, Гродненского уезда, Минской губернии, Станислава Антоновича Череповецкого хранилось 120 писем Наполеона и его маршалов, приказы атамана Платова, французские знамена, кубки, оружие «и другие вещи, относящиеся к .1812 году».

Прочли мы это и в первый момент просто остолбенели от удивления: можно было ожидать чего угодно, но только не того, что целое столетие мог оставаться неизвестным своего рода «русский архив» Наполеона Бонапарта и лиц из его ближайшего окружения! А в документе прямо говорилось:

«С препровождением настоящей переписки и списка Наполеоновским вещам, относящимся к 1812 году, и принадлежащим проживающему в городе Новогрудке, по Замковой улице, в доме Мовшовича, Станиславу Антоновичу Череповецкому, Полицейское Управление уведомляет Управление Новогрудского Уездного Воинского начальника, что иа предложение о высылке этих вещей в Комиссию для снятия копий он отказался, объясняя, что в 1909 и 1910 годах копии с этих предметов уже сфотографированы офицерами, приезжавшими осматривать редкости; более же сведений, требуемых п.п. 3, 4 и 5 Циркуляра, в Новогрудском Уезде не имеется. Июля 20 дня 1911 года...» И все!

Стоит ли говорить, что, конечно, никаких следов копий, якобы снятых с писем Наполеона мифическими офицерами, не оказалось: Череповецкий без труда обвел вокруг пальца туповатых чиновников. Ответы на запросы, направленные нами в рукописные отделы Государственной библиотеки имени Ленина в Москве и Государственной публичной библиотеки имени Салтыкова-Щедрина в Ленинграде, как и следовало ожидать, были неутешительными: никаких сведений о коллекции С. А. Череповецкого крупнейшие книгохранилища страны не имели. То же самое сообщили из архивов Белоруссии. Казалось, все следы уникальной новогрудской сокровищницы безнадежно утеряны.

И все же у нас теплилась одна, совсем крохотная надежда, настолько призрачная, что мы сами почти не верили в ее успех. Дело в том, что невольное сомнение вызывала концовка полицейского рапорта: «...более же сведений, требуемых пп. 3, 4 и 5 Циокуляра, в Новогоудском уезде не имеется». Не была ли эта фраза просто выражением явного нежелания полицейского начальства утруждать себя таким «незначительным» делом? Словом, нам оставалось надеяться почти на чудо. И «чудо» произошло! Мы нашли рапорт новогрудского уездного воинского начальника. Из рапорта следовало, что в том же Новогрудском уезде, в деревне Лоски, у местного жителя Александра Романовича в том же 1911 году хранилась богатейшая коллекция старинных вещей, религиозной утвари, документов и других древних исторических реликвий. Многие вещи из этой коллекции совпадали с реликвиями, указанными в коллекции Череповецкого. Этого оказалось достаточно, чтобы заронить в нас слабую надежду: а вдруг обе коллекции как-то связаны между собой?!

И снова полетели запросы: на сей раз мы на свой страх и риск соединяли имена Романовича и Череповецкого призрачной логической связью».

Попытка выяснить судьбу С. А. Череповецкого и его наполеоновской коллекции по адресу, указанному в рапорте – «Замковая улица, дом Мовшовича», – кончалась крахом. Известие пришло оттуда, откуда мы его почти не ждали: из Минска. Получив наше письмо, сотрудники Белорусского историко-краеведческого музея отнеслись к нему с особенным вниманием. Немедленно на розыски в Новогрудский район выехал заведующий отделом музея Г. Самсонов. То, что он узнал, было поразительно: не существовало коллекции С. А. Череповецкого! Не существовало коллекции А. С. Романовича! Была одна коллекция, разделенная позже на две части. Дело в том, что Череповецкий был женат на сестре Романовича, а коллекция принадлежала Федору Романовичу – страстному коллекционеру. После его смерти она и перешла в руки двух наследников и, видимо, по их настоянию была разделена.

Поскольку в коллекции вместе с письмами имелось семь золотых древних цепей, 48 пар золотых и серебряных серег, 36 древних золотых и серебряных перстней патриарха Филарета – отца первого царя династии Романовых, 24 золотых барельефа, сотни кусков золота, множество древних золотых кувшинов, тарелок, шпаг, сабель, мы сделали предположение, что все эти ценности, принадлежавшие Череповецкому и Романовичу, были частью вещей, награбленных наполеоновской армией в России, может быть, даже частью знаменитой «московской добычи» Наполеона.

Это, конечно, не значит, что предположение о затоплении Наполеоном «золотой кареты» в озере Стоячем, близ села Семлево, опровергнуто. Возможно, дело обстояло таким образом: во время следования императорского кортежа на конвойный отряд было совершено неожиданное нападение крестьянским партизанским отрядом. Такое предположение подтверждается обстановкой конвоирования «золотой кареты», описанной Вальтером Скоттом: «Вслед за войском шла беспорядочная толпа отставших и пленных, из коих многие были вынуждены нести на себе или везти на тележках добычу завоевателей. Кроме того, была тут собрана тьма всякого рода повозок, нагруженных поклажею армии и «московскою добычей», как трофеями, взятыми Наполеоном с тем, чтобы позабавить парижан, а также и вещами, забранными частными лицами».

Поскольку это был чисто крестьянский партизанский отряд, о его нападении не было известно русскому командованию, и оно осталось незамеченным. С другой стороны, для Наполеона (уже пережившего не одно такое нападение и едва не попавшего в плен под Малоярославцем к партизанам Сеславина) этот эпизод мог иметь решающее для судеб «золотой кареты» значение: он должен был убедить императора в заведомой обреченности его попытки вывезти награбленное из России и навести на мысль об уничтожении обоза.

Г. Самсонов выяснил, что А. С. Романович умер в 1909 году и после его смерти коллекция досталась его детям. Накануне первой мировой войны часть ее находилась у родственника Романовичей сельского учителя М. М. Мухи. Его-то и разыскал историк. В беседе с сотрудником музея М. М. Муха, которому сейчас 78 лет, рассказал, что до 1915 года ряд ценностей находился у него на квартире в деревне Лоски. Он даже вспомнил некоторые из них, например, бюсты Платона и Сократа из белого мрамора, две урны с иероглифическими надписями на них, часы, увенчанные фигурой Наполеона I, и ряд других. Слова его в точности подтверждают данные описи.

В августе 1915 года Романовичи и Череповецкие эвакуировались в город Елец. Накануне отъезда ценности были запакованы в три больших ящика и закопаны М. М. Мухой в сарае в деревне Лоски. Но когда Михаил Михайлович вернулся из эвакуации, ценностей не оказалось: ящики были выкопаны и бесследно исчезли. Михаил Михайлович считал, что это сделала вдова его шурина К. А. Романовича – Вера Иосифовна (ныне Путрич), так как она знала место, где были зарыты ценности. В деревне Вол-ковичи, Новогрудского района, разыскали Веру Иосифовну Путрич. Она сообщила, что действительно ценности выкопала и в 1920 году продала их участковому полицейскому (в то время западная часть Белоруссии принадлежала Польше). Полицейский отвез эти предметы в Варшаву. Она сообщила, что наиболее ценные предметы были заложены еще до первой мировой войны в Русско-Азиатском банке в Минске. Кем? Этого она не помнит.

Самое важное, что удалось установить из встреч с М. М. Мухой и В. И. Путрич, – это сведения о судьбе владельца остальной части коллекции и писем Наполеона и ет-о маршалов – Станислава Антоновича Череповецкого. Семья его также была эвакуирована в Елец, где он вскоре и умер. В Ельце у Череповецкого осталась дочь Елена, которой в 1920 году было 25 лет. Она вышла замуж за Георгия Ярового, вскоре у них родился сын (имя сына установить пока не удалось). Известно, что Е. Яровая умерла в Ельце. Известно также, что никто из членов семьи С. А. Череповецкого не вернулся в Новогудок. Какова же судьба наполеоновских реликвий Череповецкого?

«Возможно, – пишет нам руководитель орггруппы Белорусского историко-краеведческого музея С. Сапешко, – что эти предметы закопаны где-то в Новогрудке. Но об этом никто не знает. Может быть, сын Елены Яровой является владельцем остальной части коллекции. Но как об этом узнать? Вот и все данные, что нам пока удалось установить».

До сих пор нам пока не удалось найти сына Елены Станиславовны и Георгия Ярового. Может, в этом розыске нам помогут читатели «Смены». Ведь внук С. А. Череповецкого или его родственники могут разрешить интереснейшую загадку таинственного «русского архива» Наполеона I.

Еще хранит свою тайну маленький корсиканец. Но поиски продолжаются...

Владимир Прокопенко, журнал "Смена" за ноябрь 1963 г.

 

 Клада больше нет?  (Информация от января 2015г.)

Существует также версия о том, что французы специально подбросили в Россию дезу, чтобы отвлечь внимание от настоящего места клада. Эту версию подтверждает сенсационный рассказ Ореста Петровича Никитина, исследователя из Красноярска, жившего во время Великой Отечественной войны в Смоленской области.

По мнению Никитина, приблизительно в 40 километрах от Семлева, на берегу реки Угры, рядом с селом Вознесенье, находилось кладбище, называемое Курганниками. Здесь в разное время хоронили французских гвардейцев, которые остались в Вознесенье после войны 1812 года. Один гвардеец влюбился в крестьянку из Вознесенья и женился на ней. Через несколько лет умер и похоронен был на Курганниках. Жена поставила ему памятник - большой камень. Этот камень можно было видеть еще перед Великой Отечественной войной.

Жена француза прожила очень долго и умерла в возрасте более ста лет. Перед смертью она рассказала односельчанам, что ее муж попросил похоронить его в указанном месте, а памятник поставить из большого камня. Рядом с этим камнем якобы и спрятаны сокровища. Никто из односельчан в это не поверил, так как думали, что бабка просто выжила из ума.

Перед войной в этих местах появился странный немец по фамилии Мозер, выдававший себя за представителя знаменитой фирмы «Зингер». Как выяснилось позже, он был классическим шпионом - сотрудником Абвера. Мозер собирал различную информацию и, видимо, случайно узнал легенду о спрятанных где-то в Вознесенье сокровищах.

В 1942 году он возглавлял отряд гестаповцев во время окружения 33-й армии генерала Ефремова под Вязьмой. Затем с командой саперов занялся поисками награбленных Наполеоном ценностей.

«Однажды Мозер, - вспоминает Никитин, - посетил наш дом в городе Гжатске, ныне Гагарине, и похвастался: ценности Наполеона найдены в нескольких метрах от камня - памятника наполеоновскому гвардейцу. Найденные ценности я видел лично. Золотые монеты различного достоинства в 4 кожаных мешках, несколько (не более 20) различных золотых блюд, чаши, кубки, множество золотой и серебряной церковной утвари, среди которой выделялся большой золотой крест. Может быть, немцы показали только часть ценностей, а все другие скрыли от взора ненужных свидетелей».

Поэтому Никитин утверждает, что тайны наполеоновского клада с 1942 года больше не существует. Так это или не так, сказать трудно. Но думается, что независимо от результатов поисков «клад Наполеона» будет искать еще не одно поколение россиян. Просто так устроены люди.

Дмитрий Тихонов,  tvzvezda.ru