Выставка во франкфуртском Либигхаусе об искусстве слоновой кости

Адам Ленкхардт, Йохан-Каспар Шенк, Маттиас Штайнль… Сегодня эти имена могут породить волнение в груди у одной-двух сотен людей на всем свете, редких коллекционеров, музейных директоров и специалистов по барокко. А ведь было время, когда слава их гремела по всему континенту, и богатейшие люди Старого Света охотились за их произведениями, выполненными из слоновой кости.

Они бы, конечно, и сейчас охотились, да мало что нашли бы на антикварном рынке. Слоновая кость и в XVI в., когда впервые объявилась в продаже, была явлением редким и дорогим, доступным немногим. Нельзя сказать, что ее не знали раньше: еще в Библии упоминался выполненный из нее трон царя Соломона, а античный гений Фидий был знаменит статуями богов, чью кожу делали из слоновой кости. Но мода вряд ли знает логику. После долгой паузы лишь в XVII столетии скульптуры из кости азиатских и африканских слонов заполонили все крупные коллекции. Это было время, когда еще отсутствовала грань между собранием искусства и naturalia, природных артефактов, диковинного и всех тех странностей, что составляли основу кунсткамер. И богатый врач, и ректор университета, и герцог стремились обладать бокалом или кувшином, кружкой либо скульптурой на мифологический или библейский сюжет, выполненными из материала, столь близкого по цвету человеческой коже (в этом был один из секретов успеха кости по сравнению с традиционной бронзой). А вскоре в городах появились колонны из слоновой кости в честь избавления от чумы. По сомнительной логике власти, чем больше было войн, чем чаще приходила чума, чем пустыннее выглядела казна, тем необходимее оказывались приметы благополучия и кредитоспособности. Произведения из слоновой кости играли здесь важнейшую роль.

На пике моды мастера-костерезы работали в Мюнхене и Аугсбурге, Ульме и Дрездене, Дюссельдорфе и Амстердаме. Выставка «Слоновья кость. Барочная пышность при венском дворе» во Франкфурте показывает сокровища венской Кунсткамеры. 36 работ можно с чистой совестью назвать шедеврами. Многие из них произвели в австрийской столице, одном из центров этого искусства. Элита не только собирала, но и сама творила: стоять часами у станка не считалось зазорным ни для эрцгерцога, ни для короля, в отсутствие телевидения и ночных клубов досуг выглядел на редкость продвинуто. Хотя вряд ли кто мог сравниться с мастерами, умудрявшимися обойтись при создании произведения лишь одним клыком. Потому лучшим подарком при дворе считалась скульптурная группа, выполненная из кости: и дорого, и художественно сердито. Кроме слоновой кости материалом мог выступать и зуб гиппопотама, и моржовый клык (во Франкфурте показывают, например, работу Грисмана, где сочетается слоновья и оленья кость).

Но всякой моде приходит конец. К началу XIX в. изделия из кости перестают занимать аристократическое воображение — возможно, потому, что после революций и распространения гильотин это воображение заполонили другие образы. Защитники природы, казалось бы, могли вздохнуть спокойно. Но уничтожение слонов лишь увеличилось в ХХ в., особенно к его финалу. Сегодня, правда, безопаснее экспорт мамонтовой кости — в 2009 г. из России ее вывезли 60 т. Было бы интересно взглянуть на миллиардеров, вытачивающих из нее Будду или портрет любимой.