Галина Цветкова о музее и выставках, сервизах для Кремля и ...

Председатель наблюдательного совета Императорского фарфорового завода Галина Цветкова о музее и выставках, сервизах для Кремля и специальном заказе на 270 000 чайников 

Императорский фарфоровый завод, основанный в 1744 году, на протяжении большей части своей истории был связан с государством. Последние семь лет он принадлежит Галине Цветковой, жене главы финансовой корпорации «Уралсиб». Традициям российского художественного фарфора это, похоже, идет только на пользу: на заводе выпускают и исторические реплики сервизов для Екатерины II, и экспериментальные вещи современных мастеров. Вслед за масштабной экспозицией «Возвращение легенды» в московском Музее Пушкина, посвященной 265-летию предприятия, ИФЗ открыл выставку «На свиданье с белой ночью…» в собственной Галерее современного искусства фарфора и начал серию выставок лучших художников в фирменных магазинах Петербурга. В интервью «Пятнице» председатель наблюдательного совета Императорского фарфорового завода Галина Цветкова рассказывает о планах по его развитию и личной коллекции фарфора.

— Недавно в ГУМе я зашла в секцию Императорского фарфорового завода, а затем — в соседнюю, где импортный фарфор. И поняла, что ради чистоты эксперимента надо было поступить наоборот — потому что после вашего фарфора импортный уже не так интересен.

— Удивительно, но и у меня была точно такая же реакция! Смотришь на изделия некоторых даже люксовых марок: серо как-то, грустно. А наш фарфор — живой. Всё хочется потрогать, купить… Или вот у нас в Петербурге в магазине при заводе как-то раз обратила внимание: хорошо одетая женщина подошла к большому блюду, расписанному Нелей Петровой [главный художник ИФЗ]. Встала напротив него, раскинула руки — и простояла так минут 15! То ли она медитировала, то ли заряжалась от него энергией…

Я столько не зарабатываю, чтобы покупать авторские вещи наших художников. Сейчас это все-таки очень дорого 

— А какой сюжет на этом блюде изображён?

— Цветы, трава — такая, знаете, природа живая. Удивительно, но наш фарфор излучает особую теплоту… Наша ценность — ручная роспись.

— В каком состоянии был завод, когда вы стали его акционером?

— Прежде всего, моральная атмосфера тяжёлая. Завод до того принадлежал американским фондам, директор завода был тоже иностранец, француз. Непонятно, на что они рассчитывали, но ни производством, ни творческими задачами они не занимались. И у художников работы в то время получались все какие-то сумрачные, в тёмных красках. Настроение такое было. И когда российские акционеры появились, сотрудники, можно сказать, духом воспряли. Вот, оказывается, какое значение национальная принадлежность имеет…

Ну, а мы начали потихонечку, первым делом — с музея. Было трёхстороннее соглашение между заводом, Эрмитажем и Министерством культуры о том, что музей становится государственным. А на заводе он остаётся только в том случае, если будет предоставлены отремонтированные помещения и содержать их станут должным образом. Но это обязательство не исполнялось. Так что, если бы мы не начали с музея, его бы просто вывезли отсюда. Нельзя же оставить завод без музея, который уже 160 лет здесь находится!

Честно сказать, когда мы на семейном совете решили, что я буду возглавлять наблюдательный совет ИФЗ, не представляла себе степени ответственности. Во-первых, за коллектив — многие работают здесь десятки лет, это их жизнь… Как проводить сокращение? Что делать с крайне убыточными подразделениями? Есть обязательства перед городом. Перед страной, в конце концов. Вот история с тем же музеем. Знаете ли вы, что в советское время он работал в закрытом режиме — только для почетных гостей, делегаций, специализированных групп… Брежнев бывал, артисты. Из народа этой красоты мало кто видел. Было принципиально важно открыть музей для всех, включить его в туристические маршруты. Для завода хлопотно, но людям-то интересно.

— За последние пять лет у завода было четыре крупные выставки за рубежом. Может, стоит активнее продвигать фарфор ИФЗ за границей?

— Мы готовы показывать всё — и чаще. Проблема, как всегда, в спонсорах.

— Странно, а вы сами-то разве не спонсор?

— Мы скорее инвесторы, а это — другое. Выставки очень дорого стоят, особенно если речь идёт о вывозе предметов искусства за рубеж. Да, нас спонсирует банк «Уралсиб», но это ведь тоже не беспредельно — они не могут отвлекать ресурсы на нас. Вот кризис был во всём мире…Мы, правда, ни к кому из потенциальных спонсоров пока специально не обращались. Но вообще, конечно же, открыты для партнерства. А по своей инициативе никто помощи не предлагал.

— Сколько людей коллекционируют фарфор вашего завода?

— Не могу сказать, такой статистики нет. Однако цены на изделия завода не только дореволюционного периода и двадцатых годов прошлого века, но и недавних времен, растут постоянно — как на аукционах, так и в антикварных лавках. Спрос есть и он высокий. Возьмем мелкую пластику, статуэтки. Каждая серийная вещь по-своему хороша — радует глаз. Многие покупают такие фигурки или их реплики потому, что когда-то такие были в доме их родителей… Крупных коллекционеров, конечно, немного. Но есть даже такие, чьи коллекции официально зарегистрированы в России как музеи.

— А у вас собственный музей есть?

— Нет, и не предвидится…

— Да и в самом деле, зачем, когда есть целый завод с государственным музеем у вас на содержании. А личная коллекция у вас большая?

— Я бы не сказала, что большая. Какое-то время покупала вазы времен модерна. А потом перестала. Как-то они мне стали неинтересны. Вот современное сейчас покупаю, если попадаются какие-то привлекательные авторские работы — конечно, когда позволяют средства (улыбается). Я столько не зарабатываю, чтобы покупать авторские вещи наших художников. Сейчас это всё-таки очень дорого.

— Раньше рядом с Императорским фарфоровым заводом располагался еще и завод художественного стекла. Он был основан в тоже время, выпускал шедевры — некоторые из них хранятся как раз в музее ИФЗ… Не было желания его приобрести?

— А от него же ничего не осталось. Стекольный завод прекратил существование в 1990-е. Подробно не знаю — но, насколько я поняла, после перестройки производство было остановлено, а со временем просто разрушилось. Теперь этот уникальный завод, к сожалению, не восстановить — всё утрачено. Не забуду, с какой болью говорил об этом директор Эрмитажа Михаил Борисович Пиотровский…

— Я, кажется, поняла, почему у ваших художников при иностранных владельцах фарфор получался в темных тонах. ИФЗ ведь всегда был казённой мануфактурой — и при царях, и при большевиках, — а в 1990-е оказался сам по себе. Теперь же роль государства в отношениях с художниками-фарфористами досталась вам. Вас ведь даже «ангелом-хранителем» на заводе называют.

— Меня?! (изумлённо смеётся) Не знала… Вообще, не сказала бы, что как-то сложно приходится с художниками. Даже если у них бывают какие-то претензии ко мне — хотя они их высказывают крайне аккуратно — конфликтов у меня с коллективом не было. Наверное, потому, что как бы ни остро шло, скажем, обсуждение на художественном совете, я всегда смотрю на них с любовью. Мне сложно кого-то выделить: и молодые, и уже знаменитые наши художники — я одинаково ко всем отношусь.

— У завода есть свои реставрационные мастерские?

— Мастерских как таковых нет, но услуги по реставрации фарфора мы оказываем.

— А рестораны и кафе заказывают вашу посуду?

— Да, хотя это небольшая статья доходов завода. Но вот, например, в «Астории» очень хорошо представлена наша продукция, «кобальтовая клетка». В основном заказы идут из Петербурга. В Москве мы с Аркадием Новиковым сотрудничаем — когда у него открылся ресторан «Большой» на Кузнецком мосту, посуду он у нас заказал, и для других своих ресторанов тоже закупает. А «Трансаэро» заказала посуду для салонов первого класса — я летела недавно их рейсом в Таиланд, и когда подали обед на нашем фарфоре, с кобальтом и золотом, было очень приятно! И очень красиво. Хрусталь они заказали в Гусь-Хрустальном, а фарфор у нас. Всё вместе смотрелось просто великолепно. Прямо гордость поднялась за Россию — вот как наши мастера, оказывается, умеют!

— Но в целом российские рестораторы пока что предпочитают импортную посуду…

— Понимаете, наш фарфор не очень приспособлен для ресторанов. Он очень тонкий. Дорогие рестораны — да, они могут себе это позволить. Кто-то заказывает у нас только чайную посуду. Знаю, в Лондоне есть ресторан, где выделен один из залов специально под наши чайные сервизы с «кобальтовой сеткой» — это считается там очень благородно и солидно.

— А вы ведь ещё и правительственные заказы выполняете?

— В Кремле наши сервизы есть, и в президентских резиденциях Петербурга тоже. Они созданы к 300-летию Петербурга, когда было много гостей. И во всех дворцах, где устраивались президентские приёмы, была наша посуда.

Сейчас мы выполняем крупный заказ губернатора Санкт-Петербурга Валентины Матвиенко к 65-летию Победы — более 270 000 чайных сервизов для ветеранов Великой Отечественной войны. Сложный заказ — 1,2 млн предметов надо отлить за короткое время. Тарелки, блюдца, чашки ещё ладно, а вот с таким количеством чайников у нас большая сложность возникла. Но мы справляемся. Объявили на заводе что-то вроде мобилизации — на дверях некоторых цехов написано «Все ушли на фронт. Работаем на Победу!» (смеётся) С юмором подходят к делу, молодцы. И всюду у нас на заводе эти чайники с надписью «От губернатора Санкт-Петербурга». Приятно, конечно, что мы получили этот заказ. Однако наши магазины из-за такой экстренной загрузки производства сейчас понемногу пустеют, к сожалению. Новых поставок мало. Ну, ничего, наверстаем.

— А какие у вас планы насчёт магазинов? Будете развивать торговую сеть по всей России или сосредоточитесь на Москве и Петербурге?

— В Москве мы в этом году собираемся открыть шесть магазинчиков-корнеров, как в ГУМе. В разных городах у нас есть партнёрские магазины: Минск, Таллин, Кишинев, Екатеринбург, Калининград, Ростов-на-Дону, Воронеж, Череповец…

— Императорский фарфоровый завод приносит вам какую-то выгоду? Ваши вложения в него окупились?

— Нет.

— А окупятся?

— Я думаю, да. Когда — не знаю, потому что очень много вложено средств. Но завод уже скоро начнёт зарабатывать. Давать прибыль, мы надеемся, он будет.

— А размер вложений в ИФЗ вы раскрываете?

— (Улыбается) Напротив, скрываем. Не хотелось бы говорить про финансовую часть. Для нашей семьи этот проект не только коммерческий. Это — история и гордость России.

— Кого вы считаете конкурентами ИФЗ?

— Пожалуй, Meissen, Wedgewood, венгерский Herend — заводы такого уровня.

— А по объёмам ИФЗ с ними сопоставим?

— Нет, мы небольшой завод. Мы даже меньше, чем «Дулево» — в два раза.

— А хотелось бы, чтобы завод снова стал большим предприятием, как в 1970-е, когда в год выпускалось до 17 млн изделий?

— Мы приняли стратегическое решение о том, что будем развивать только продукцию среднего ценового сегмента и высокохудожественный фарфор. Потому что ниша дешёвого занята Китаем, Чехией и всеми остальными. А наш завод многие поколения ориентировался на высокохудожественную продукцию. К тому же, себестоимость того массового продукта, который выпускался в советское время, сейчас велика — нам просто невыгодно его производить. Придётся продавать его задорого — и кто же его будет покупать? А я считаю, что завод такого уровня, с такой историей не может выпускать массовую продукцию наравне с ширпотребом.

— Дома- то у вас фарфоровая посуда только со своего завода? Или другие марки тоже покупаете для сравнения?

— Покупаем иногда чужой фарфор, но он у нас как-то не приживается. Так что вся посуда — с маркой ИФЗ. Чай пьём из своих чашек.

Досье


Галина Цветкова родилась в Подмосковье. Окончила Воронежский институт связи. Занимала руководящие должности в учреждениях системы почтовой связи, сначала по месту воинской службы мужа в Спасске-Дальнем (Приморский край), затем в Москве. С 2002 года возглавляет наблюдательный совет Ломоносовского (с 2005 года — Императорского) фарфорового завода. Под ее руководством возрожден бренд «Императорский фарфор», заново открыт после реконструкции заводской Музей фарфора со статусом Отдела Государственного Эрмитажа, организован ряд выставок в России и за рубежом, а также проведены благотворительные аукционы.

Ведомости