Российский коллекционер: от советского периода до наших дней

Чайник с крышкой с изображением сцен русской жизни по гравюрам Х.-Г.-Г. Гейслера. Конец XVIII. Мейсен

В послевоенное время, особенно с наступлением хрущевской «оттепели», круг интересантов значительно расширился. Тематическим коллекционированием или собирательством предметов самых разнообразных техник, стилей и эпох стало увлекаться все большее число «рядовых» граждан. Несмотря на достигнутые успехи на благодатной военной и послевоенной «ниве» изобилия антиквариата в комиссионных магазинах, собрания таких известных коллекционеров второй половины ХХ века, как Феликс Вишневский, Мария Миронова и Александр Менакер, Зоя Федорова, супруги Лемкули, Виктор Магидс, Иосиф Эзрах и многих других, можно оценить как любительские. Безусловно, в этих коллекциях встречались произведения и мирового уровня, но их количество было ничтожно мало. Советские коллекции не выдерживали сравнения с великолепными дореволюционными собраниями членов императорской семьи и российских меценатов: Щукина, Третьякова, Штиглица и других.

Ограниченность советских коллекционеров в средствах и площадях, отрыв от общемирового антикварного рынка и полукриминальный налет самого понятия «антиквариат» превратили коллекционирование предметов искусства в нелегальную деятельность, бросающую вызов правящему режиму, при котором слово «частный» было равносильно приговору. Коллекционера представляли общественности как «спекулянта­контрабандиста», чему немало способствовала советская массовая культура. Поэтому коллекционировали с оглядкой и в строгом соответствии с «моральным кодексом строителя коммунизма».

Железный занавес лишил население бывшей Российской Империи возможности узнавать о новых веяниях и тенденциях в искусствоведении, арт­маркетинге и дисциплинах, связанных с реставрацией и хранением предметов истории и культуры. В СССР выходили книги, альбомы и сборники научных статей, посвященные живописи и декоративно­прикладному искусству, но это были по большей части общеобразовательные, идеологически ангажированные подарочные издания.

В те годы почти не было специализированной литературы о русском фарфоре XVIII века. Небольшое количество произведений этого периода попало в некоторые издания, причем изображения одних и тех же предметов кочевали из альбома в альбом. Черно-белые и цветные репродукции невысокого качества и небольшого размера не могли передать особую прелесть фарфора.

Редкими «весточками» зарубежной искусствоведческой мысли были издания стран социалистического лагеря. Качество полиграфического исполнения этих книг было существенно выше советских, стоили они не очень дорого. Правда, эти альбомы выходили без перевода: на польском, чешском, венгерском, немецком языках. Многочисленные, в основном — цветные, иллюстрации, стали для советских коллекционеров 1970–1980¬х незаменимым справочным материалом при атрибуции предметов нероссийского происхождения.

В конце 1970-х появилось большое количество иностранной литературы, изданное в капиталистических странах. Цены на эти продукты западной мысли были высокими (от 75 до 250 рублей при средней заработной плате 120 рублей в месяц). И в эти годы частные коллекционеры, располагавшие необходимыми денежными средствами, «обошли» музейщиков, которые не могли приобрести данную литературу для личного пользования, а незначительные средства, отпускаемые государством для формирования музейных библиотек, не позволяли музеям закупать для своих сотрудников эту крайне важную для научной работы литературу. Отрадно, что в последнее десятилетие количество источников информации многократно возросло. В первую очередь, в связи с возможностью приобретения зарубежных изданий.

Рассматривая ситуацию на российском рынке, мы имеем в виду не цены, а предложение. Времена изобилия, которые казались «вечными» еще в 1960–1970-е, с середины 1980-х сменились страшным дефицитом любой, мало¬мальски похожей на антикварную вещи. Однако русский фарфор XVIII века иногда все же встречался в продаже, хотя и тогда цены на него были высоки. При этом право покупки редких произведений искусства имели, в первую очередь, музеи и ряд лиц с большими финансовыми возможностями. И только потом единичные предметы попадали к рядовым коллекционерам.

Ваза с крышкой. 1790. Мейсен

Существует множество причин дефицита на антикварном рынке. Первопричина этого дефицита — экономика. Людям не на что было тратить советские рубли и, потому покупалось все, что продавалось. Не будем забывать и о мифе по поводу безумной стоимости любой старинной вещи, который долго и последовательно внедрялся в умы обывателей. К концу 1980-х в ранг антиквариата перешли даже пресловутые «тарелочки с голубой каемочкой», если на них красовалась марка товарищества Кузнецова, Гарднера или братьев Корниловых с двуглавым орлом. То есть, те предметы, которые двумя годами ранее заполняли прилавки магазинов и стоили от 3–10 рублей за самый «шикарный» образец.

Одновременно с подобными вещами на прилавке единственного в те годы московского антикварного магазина-салона №2, торговавшего предметами декоративно­прикладного искусства, стояли стопками екатерининские и павловские ординарные тарелки по цене от 15 до 50 рублей за штуку. Фарфор ИФЗ времен Николая I считался китчем и продавался после третьей уценки, а уж майсенский фарфор рубежа XVIII–XIX веков эпохи Марколини, ампирные чашки с живописными миниатюрами, но со щербинками, и «зеленого Ватто» середины XVIII века покупали только люди, обладающие художественным чутьем и прекрасным пониманием вещей, каковых было совсем немного. Однако существовали и такие предметы коллекционирования, которые всегда, во все времена, пользовались неизменным спросом и просто так, «с прилавка», практически не продавались. Это «военные тарелки», выпускавшиеся на ИФЗ в первой трети XIX века, и ранний советский фарфор, и ранний русский, виноградовский и елизаветинский фарфор. Не залеживалось на прилавке и хорошее русское стекло, екатерининские и павловские репрезентативные предметы.

К началу 1990-х исчезло даже то, что лежало «горами», не говоря уже о раритетах. Причем никто не спешил расставаться с антикварным фарфором даже за приличные деньги. За «сумасшедшие» — иногда расставались. Этот первый опыт массового вложения денег в антиквариат можно считать одним из свидетельств возвращения страны к цивилизованной жизни, где инвестирование в предметы искусства — один из распространенных финансовых инструментов. Говорить о логике ценообразования на предметы старины в тот период не приходится. Это всецело зависело от случая. Среди коллекционеров получила распространение оценка по аналогам из аукционных каталогов Sotheby’s, Christie’s, привозившихся из-за рубежа. Обычно за основу брали среднеарифметическое от эстимейта, поделив его на три или на четыре. Полученную сумму переводили в рубли по реальному курсу USD или английского фунта, далекого от официального курса Госбанка. Цифры получались довольно скромными, особенно с учетом того, что более 20 лет назад цены на антиквариат во всем мире были достаточно низкими, а реальная цена продаж оставалась для российских дилеров и коллекционеров долгое время неизвестной.

К тому же отечественные дилеры и коллекционеры имели ложное представление о сути аукционов, считая их цены объективными, с точки зрения установления реальной стоимости предмета. При этом следует отметить, что в те времена даже 100 долларов были в СССР, а затем уже и в России огромными деньгами. Оперировать суммами в 2000–3000 долларов могли себе позволить только подпольные миллионеры, число которых, впрочем, день ото дня росло.

Ситуация кардинально изменилась в 1990-е с появлением первых частных антикварных магазинов. В стране царил экономический кризис, музеи не финансировались, а большинство частных коллекционеров уже не имели возможности приобретать антиквариат. Всплеск предложения был колоссальный. Вопрос элементарного выживания в новых экономических условиях, с которым столкнулось большинство россиян, вынудил их продавать фамильные предметы старины. Множество антикварных магазинов и галерей быстро заполнилось истинными произведениями искусства прекрасной сохранности, обладание которыми раньше было несбыточной мечтой для многих частных коллекционеров. Появлению этих произведений на рынке способствовало и то, что многие из «старых» коллекционеров не сумели приспособиться к новым экономическим условиям и вынуждены были постепенно расставаться с вещами из своих собраний. Немалый процент составляли и предметы, которые в спешке распродавали покидавшие родину и выезжающие на постоянное место жительства за рубеж россияне. Наступил такой момент, когда предложение превысило спрос и многое из того, что еще год назад продавалось на «ура», осело на прилавках на долгие годы. Вспоминая о том, что лежало, стояло и висело в антикварных магазинах и галереях в 1990-х, и сколько это стоило, невольно «кусаешь локти»!

Кофейник с крышкой. 1800. Роспись Шауфуса. Майсен

Если говорить о фарфоре, то достаточно упомянуть, что изделия ИФЗ не считались ни коммерческими, ни коллекционными. Предметы с живописными миниатюрами времен Николая I, ординарная екатерининская посуда, изделия европейских мануфактур XVIII века не покупались годами. У российских нуворишей были и иные запросы: китчевые вещи, находившиеся в идеальном состоянии. Даже мелкая пластика и скульптуры по моделям Лансере и Шписа не были доступны пониманию новой элиты и пылились на полках. Частное коллекционирование в 1990-е практически сошло на нет: старые коллекционеры постепенно уходили, а новые не появились. Государственные музеи тоже не могли позволить себе значительных закупок из-за отсутствия средств.

Этот период длился относительно недолго. В новом тысячелетии началось «вымывание» настоящего, «породистого» антиквариата с рынка и сопутствующий ему рост цен. За прошедшие десять лет состоятельные покупатели несколько «пообтесались»: на смену бездумной трате денег на помпезные пустышки пришло спланированное инвестирование в антиквариат. Резко выросли цены на вещи, связанные с российской историей и культурой. Изменились и приоритеты при определении целесообразности финансовых вложений: на первый план вышли такие понятия, как уникальность (раритет), аутентичность, провенанс. Сегодня коллекционирование превратилось в бизнес-проект, финансовый инструмент, лишенный какой­либо эмоциональной составляющей. На смену прежним эстетическим изыскам пришел холодный расчет. Безусловно, среди новых русских коллекционеров есть и те, кто формирует свои коллекции по своему вкусу, отдавая предпочтение той или иной эпохе или направлению. Однако при покупке антиквариата они руководствуются теми же принципами, что и обычные арт­инвесторы.

Внутренний российский рынок исчерпал себя достаточно быстро. Большая часть антиквариата издавна находится у людей, занимающихся коллекционированием десятилетиями и знающих ему цену. В силу нехватки коллекционного материала, направление антикварного потока изменилось на диаметрально противоположное. Если в начале 1990-х предметы старины всеми правдами и неправдами вывозили из России, то теперь их ввозят — опять же правдами и неправдами. Таможенное законодательство по вопросу ввоза культурных ценностей вызывает много недоуменных вопросов. Понятно, что раньше боролись с расхищением национального достояния России. А сейчас с чем борются? С его возвращением на родину? Так, или иначе, за последние несколько лет в Россию ввезено достаточно большое количество памятников российской истории и культуры, еще более значительное — общемировой, что, безусловно, отрадно.

Западный антикварный рынок на поверку оказался тоже не безразмерным, и сегодня количество и качество предлагаемых к продаже российских вещей заметно снизилось. На этом фоне возрос интерес к западным вещам, которые прямо или косвенно связаны с русской историей и культурой. Особый спрос на «россику» привел как к росту цен, так и к появлению множества подделок. За последние пять лет уровень цен вырос на порядок. К примеру, если в начале 2000-го средняя цена на среднюю ампирную чашку с живописью колебалась в районе 200–300 долларов, сегодня за нее же просят минимум 2000–3000 долларов. А начальная стоимость предметов более высокого класса обозначается цифрами с четырьмя нулями. Ценообразование не стабилизировалось и по сей день, преподнося каждый год очередные сюрпризы. Трудно сказать, как долго продлится эта гонка. На фоне экономической нестабильности в мире и дефицита коллекционного материала делать какие­либо прогнозы крайне затруднительно.

Сахарница с крышкой. 1800. Роспись Шауфуса. Майсен

Мы не будем рассматривать ситуацию на западных аукционах 1980-х, так как они были недоступны частным советским коллекционерам. Сегодня сложилась весьма интересная ситуация: вероятность приобретения русского фарфора XVIII века, пожалуй, более высока на европейских аукционах, нежели на российском рынке: в сегодняшней России при огромном спросе практически отсутствует предложение. Это подтверждает и последний Антикварный салон в Москве, на который львиная доля высококачественного русского фарфора перекочевала именно с западных аукционов. А те немногочисленные предметы, которые все же встречаются в продаже, можно отнести к раритетам, если не по качеству, то уж точно по цене.

Хотелось бы привести несколько примеров из личного опыта участия в западных аукционах. В 2005 году на одном из крупнейших мировых аукционов в Лондоне был выставлен сет из 5 предметов периода Елизаветы Петровны. Три из них находились в плохом состоянии. При начальной цене лота в 2–3 тысячи английских фунтов за пару минут его цена поднялась до 24 тысяч. При пересчете средняя цена за предмет составляет около 250 тысяч рублей. Но эта ситуация не полностью отражает действительность. Располагать данной суммой могут многие, но у них просто нет шанса купить русский елизаветинский фарфор в силу его полного отсутствия на антикварном рынке. С екатерининским фарфором проще: время от времени он встречается на антикварном рынке. Особенно ординарная посуда. К примеру, средняя цена ординарной тарелки на европейских аукционах — 300 евро, а спрос умеренный. Весной 2007 года на одном из шведских аукционов были выставлены две тарелки (одна относится ко времени правления Екатерины II, а другая — Павла I) в хорошем состоянии, по начальной цене 300–500 евро. При всем этом, лот так и не нашел покупателей. Два лота, выставленные весной 2007 года в Лондоне: квасник и доливной чайник (оба в отличном состоянии) ушли по цене 2 тысячи фунтов за каждый предмет. Хотя реальная стоимость подобных вещей на российском антикварном рынке может исчисляться от 10 до 20 тысяч фунтов. Летом 2007 года на шведском аукционе мы приобрели чашку с крышкой и блюдцем эпохи Екатерины II, в идеальном состоянии всего за 2500 евро. Чашка с идентичным декором входила в известную коллекцию Мстислава Ростроповича и Галины Вишневской. На российском рынке начальная цена на подобные предметы может составить от 10 тысяч евро.

Дело доходит до курьезов: летом того же 2007 года весьма уважаемый английский аукцион выставил на один из распродажных сейлов корзинку с прорезным бортом эпохи Павла I в отличном состоянии с весьма интересной подписью: «Русский фарфор, эпоха Павла I, середина XIX века» (!), тогда как речь шла, конечно же, о конце XVIII века. Данный лот мы успешно приобрели всего за 360 фунтов. Именно рассказами о таких удачах коллекционеры потом с придыханием и делятся друг с другом! Тогда же на распродажном аукционе в США выставлялась под видом неизвестной французской фабрики терина из сервиза, входившего в приданое Великой Княгини Елены Павловны. При начальной цене в 400 USD предмет был продан почти за 50 000 USD. Как видите, складывавшаяся на аукционах ситуация не отражает в полной мере реальную ситуацию на рынке. Следует отметить, что нельзя полностью полагаться на информацию аукционного каталога. Сами аукционисты предупреждают, что надо по возможности консультироваться с экспертами и опираться на собственные знания, опыт и интуицию.

Как правило, хранитель музейной коллекции за свою жизнь досконально изучает несколько сотен или тысяч музейных предметов, находящихся на хранении у него самого и у коллег. Частный коллекционер пропускает через свои руки тысячи, десятки тысяч вещей, покупая или просто рассматривая их в магазинах и в гостях у других коллекционеров. И музейщики, и коллекционеры к тому же постоянно посещают временные выставки, музейные экспозиции и аукционы в разных городах и странах. За приобретение опыта и расширение своих познаний частный коллекционер платит деньги. Формирование и содержание коллекции всегда связано со значительными затратами и безвозвратными потерями. Коллекционер за все платит из собственного кармана. А ничто так не мобилизует и не дисциплинирует, как потеря собственных денег. Любой частный коллекционер признается, что первые 10–15 лет собирательства — самые трудные. Случается, что покупаешь за бешеные деньги то, что почти ничего не стоит, и упускаешь вещи, стоимость которых составляет миллионы. «Обучение» на знатока — одно из самых дорогих в мире, но зато и самых качественных!

Чашка с блюдцем. 1800. Роспись Шауфуса. Майсен

Расширение контактов между музейными экспертами и коллекционерами, обозначенное в программе первых Виноградовских чтений, может привести к весьма значимым результатам. Нередко собиратели обладают исключительно ценными вещами, которые отсутствуют в музейных фондах. Изучение подобных коллекций весьма полезно для музейщиков, а коллекционеры в процессе подобного сотрудничества тоже повышают свой профессиональный уровень. Появляется возможность ввести новые предметы в научный оборот. В отечественных альбомах о фарфоре, как правило, публикуются лишь предметы из крупнейших музейных собраний, и только в последние годы началась публикация частных коллекций. Хочется надеяться на появление новых альбомов с качественными иллюстрациями и полными описаниями ранее не публиковавшихся предметов. Их подготовка требует колоссальных затрат времени, сил и средств, но сегодня уже есть целый ряд коллекционеров, готовых оказать посильную помощь в этом.

Сегодня коллекционирование в России — это занятие для людей состоятельных, с солидными доходами и соответствующими требованиями к приобретаемым вещам. Но уже наметилась отрадная тенденция: люди с доходами выше среднего и пока немногочисленный средний класс начинают возрождать традиции старого советского коллекционирования: собирательства «для себя», для создания атмосферы в доме, без детального подсчета возможного профита от реализации через несколько лет. Нельзя пока сказать, что финансовой подоплеки нет совсем, но вещи уже приобретаются по принципу «нравится — не нравится», а не просто согласно бизнес-прогнозам развития антикварного рынка. Частное коллекционирование в России живо и, надеемся, будет развиваться.

Журнал Антик.инфо №63