Друзья, вы можете стать героями нашего портала. Если у вас есть коллекция, расскажите нам.

Добавить статью
Главная Клуб Темы Клуба
О людях

Екатерина МакДугалл намеревалась пером описывать русские пейзажи, однако теперь зарабатывает на торговле картинами


До 2004 года крупные коллекционеры русской живописи могли спокойно готовиться к торгам на Sotheby’s и Christie’s, не размениваясь на спорадические продажи в аукционных домах рангом пониже. Однако на лондонский рынок пришел агрессивный игрок и показал, кто в «русском» доме хозяин. MacDougall’s за пятилетку достиг того, на что два столпа арт-рынка положили 2,5 века каждый. Молодой бренд на скаку влетел в полудюжину ведущих аукционных домов Британии, а по части русского искусства наступает на пятки Sotheby’s и Christie’s. За шотландской фамилией скрываются наши братья по крови и разуму: Уильям МакДугалл — на четверть русский, а его жена и подавно — она москвичка. Вряд ли советская школьница Катя могла представить, что станет воротилой мирового арт-бизнеса, совладелицей и директором аукционного дома.

 

      Екатерина МакДугалл, совладелица и директор аукционного дома MacDougall’s
Родилась в Москве.
В начале 1990-х окончила Литературный институт им. А. М. Горького, факультет художественного перевода.
В 1993 г. окончила Лондонский университет, экономический факультет.
В 1993 г. стала брокером в Cantor Fitzgerald, Лондон.
В 1994 г. стала инвестиционным аналитиком в банке «Клайворт Бенсон», Лондон.
1997–1998 гг. — руководитель отдела, стратег по работе с Россией в банке BNP Paribas, Лондон.
В 2004 году основала аукционный дом MacDougall’s.
Замужем.

 

 

Вы окончили литературный институт. Предполагали, что эта профессия вас прокормит?
Е. МакДугалл: Тогда это было вполне возможно. В Советском Союзе писатели были не просто кумирами и идеологами. Это был статус. Конечно, я не думала в те годы, сколько конкретно буду зарабатывать. Но как сейчас важно быть богатым, так тогда важно было быть интеллигентным человеком, и писатели были в этом отношении первыми из первых.

Чего вы достигли на этом поприще?
Е. МакДугалл: Многие знания, полученные в институте, в дальнейшем пригодились. Но сказать, что я состоялась на литературной ниве, не могу. Я рассчитывала быть прозаиком, писателем-деревенщиком. Но не сложилось. После института, который окончила с красным дипломом, сразу поступила в аспирантуру, написала и защитила диссертацию по «Божественной комедии» Данте, одновременно работая в Лондоне. К тому же я быстро вышла замуж — приехала в Великобританию с обручальным кольцом на пальце.

Что делали в Англии?
Е. МакДугалл: С моим образованием оставалось только идти преподавать русский язык в каком-нибудь колледже. Для меня подобная карьера казалась странной и скучной, ведь я получила гораздо больший объем знаний, чем требовалось для того, чтобы объяснять падежи и склонения. Мой муж работал в Сити, в инвестиционном банке. Я пошла на специальные курсы для выпускников вузов в Лондонский университет и за год получила высшее экономическое образование. На тот момент, в начале 1990-х, двуязычных людей с экономическим образованием было очень мало. Поэтому я сразу получила работу в инвестиционном банке. Сначала была классическим брокером: представьте этакое футбольное поле, на котором полно потных мужчин, и все орут — в общем, биржа. Я была там одной из очень немногих женщин, и то потому, что работала на новых рынках. Проработав там год, поняла, что биржа — не мое. Ушла инвестиционным аналитиком в другой английский инвестиционный банк. Потом его купили немцы, а затем — американцы. Через некоторое время я возглавила российский отдел во французском банке — так что поработала на разные нации.

После шести лет работы в Сити мне предложили возглавить средиземноморский отдел, и я задумалась. К тому времени уже был статус, шестизначные зарплаты и бонусы, но я решила, что заработала финансовое и моральное право заниматься, чем хочу. А именно искусством, литературой. Я ушла из Сити, с головой погрузилась в коллекционирование живописи, а на досуге писала романы на английском. Вскоре муж тоже уволился, и мы решили открыть собственный аукцион.

Прежде вы не имели опыта коллекционирования?
Е. МакДугалл: У нас в семье все коллекционировали. Мой прадед был коллекционером, родители собирали картины, антиквариат. Я лично начала коллекционировать, когда вышла замуж. Мы с мужем оба работали, в семье были деньги, что-то можно было оставлять на живопись. Так мы стали собирать работы русских классиков. Уильям покупал какую-то живопись и до встречи со мной, но это нельзя было назвать коллекционированием. Он на четверть русский, и все это было ему родным и знакомым: портрет его деда, который уехал из России, писала знаменитая русская художница Наталья Гончарова.

Накануне аукциона нам позвонили коллеги и сказали, что у нас купят лишь 15% лотов. А мы продали 70% — это колоссальный результат!

Чем занимался супруг до того, как вы открыли аукционный дом?
Е. МакДугалл: Он возглавлял один из крупнейших пенсионных фондов Великобритании. В его распоряжении находились пенсионные деньги в размере $5 млрд. Познакомились мы в Подмосковье в доме его кузена, с которым я выросла (у наших семей остались дореволюционные дачи). Мы встретились с Уильямом, когда он отыскал в России родственников и приехал с ними познакомиться.

 

Как возникла идея создать аукционный дом?
Е. МакДугалл: Идею подал супруг. Однажды мы сидели в ресторане с друзьями, и он все слушал жалобы на Sotheby’s, а потом произнес: раз все так не нравится, почему бы не открыть собственный аукционный дом?

Как вы распределяете обязанности?
Е. МакДугалл: Уильям занимается бизнес-процессами — страховками, юристами, бухгалтерией, аудиторской отчетностью. Я — сбором коллекции, работой с клиентами, определением и формулировкой стратегического направления. Нам повезло: мы не влезаем в сферы друг друга.

Со скольких произведений вы начали? Какие вложения потребовались для старта?
Е. МакДугалл: На первом аукционе у нас было 100 работ. Как коллекционеры мы знали экспертов, дилеров, других коллекционеров, дружили с эмигрантскими семьями в Париже. Поэтому наш первый аукцион практически полностью состоял из художников так называемой парижской школы и был посвящен искусству русской эмиграции. Впоследствии мы расширили границы своей вселенной.

Первый аукцион прошел удачно?
Е. МакДугалл: Мы потеряли деньги. Продали мало, на 100 тыс. фунтов. Это был страшный результат, но мы пошли дальше.

Какие навыки, полученные в Сити, используете в аукционном бизнесе?
Е. МакДугалл: Умение много работать. 12–14-часовой рабочий день — это была норма для Сити. Не думаю, что многие люди в аукционном бизнесе знакомы с такими нагрузками. Модель работы MacDougall’s во многом похожа на Сити. Мы понимаем, что развивая новый бизнес, нужно много трудиться. Соответственно, вознаграждение должно быть адекватным. Поэтому у нас введена система бонусов, как в Сити, когда за успешный результат люди обязательно поощряются. Ну и, естественно, я вынесла из Сити умение работать с клиентами. В середине 1990-х я была аналитиком по первому IPO «Газпрома» и «Татнефти». Летала из Лондона в Сибирь, Татарстан. Тогда появился опыт общения с российской бизнесовой и политической элитой.

Какие шаги позволили вам за короткое время стать в один ряд с Sotheby’s и Christie’s?
Е. МакДугалл: Когда мы решили создать аукционный дом, не ставили задачу стать лидером. Это было бы смешно. Но у нас было свое понимание того, каким должен быть аукционный дом, и мы его последовательно воплощали. Сразу пригласили русских экспертов. Наши конкуренты — это огромные дома, в которых работают люди, отвечающие каждый за конкретное направление. Но в нынешней ситуации, когда благодаря интернету любую фотографию достаточно высокого качества можно послать или выложить, эксперту физически сидеть в доме уже не нужно. Более того, один эксперт не может отвечать за 300 лет, например, российского и украинского искусства. Поэтому сразу начали работать со многими экспертами. Мы стали опираться на специалистов по конкретным художникам. Таким образом, не нужно было везти и показывать покупателям нашу работу после торгов, они могли проконсультироваться до покупки, чтобы избежать каких-либо неприятностей. У нас всегда смотрели работы как минимум два-три специалиста. Сначала клиентами стали те, кто очень хорошо разбирался в искусстве и потому не боялся покупать в неизвестном еще аукционном доме. А потом, когда бренд стал завоевывать позиции, пришли люди, которые покупали потому, что доверяли.

Разве другие аукционные дома современные технологии не используют?
Е. МакДугалл: Сейчас все больше и больше. Глупо утверждать, что мы работаем хорошо, а наши конкуренты — плохо. Они работают исключительно профессионально, делают много важного и полезного для развития рынка. И это здорово — мы же все в одной упряжке. Однако MacDougall’s, бе­зусловно, серьезно влияет на рынок. У нас есть возможность экспериментировать, нет каких-то политических интриг внутри компании, во главе угла — коммерция. Мы пробуем, рискуем, например, выясняя новые сферы интересов, новые секторы рынка. В 2009 году начали заниматься графикой, провели специализированный аукцион. Накануне нам позвонили коллеги и сказали, что мы продадим только 15% лотов. А мы продали 70% — это колоссальный результат! Сейчас у нас вторые специализированные торги. И конкуренты после того, как мы заработали более 2 млн фунтов, тоже берут графику, хотя раньше вообще не обращали на нее внимание. Мы не боимся работать с художниками, которых нет на рынке, — нам не нужна многолетняя статистика продаж. Кроме того, начали проводить специализированные аукционы икон. Это очень сложная область. Она непопулярна. А мода в искусстве решает все. Но мы этим занимаемся, потому что, я считаю, за ним колоссальное будущее, несмотря на все проблемы.

 

 

Был ли у вас изначально план развития?
Е. МакДугалл: Да, мы решили начать с русской живописи. Когда утвердились в этом секторе, стали расширяться, активно присоединяя другие сектора. Теперь мы занимаемся еще и европейской живописью — старыми мастерами.

Как формируете цены на произведения, которые выставляете? Используете ли какие-либо методы, чтобы поднять их стоимость?
Е. МакДугалл: Мы формируем не цены, а эстимейты, которые в идеале никогда не отражают полную финальную рыночную стоимость, а лишь показывают предварительную. Иначе не будет игры, не будет аукциона, везения. На классиков существует статистика эстимейтов и цен за несколько десятилетий. Более того, я знаю, сколько за эту работу отдадут мои конкуренты. Неожиданные эстимейты возможны только на художников, которые никогда не торговались. Хотя и в этом случае есть определенные критерии формирования эстимейта: к какой школе относится художник, значимость произведения для самого художника и т.д. Аукционные дома выступают в роли биржи. Они не раскручивают художников, не продвигают их, а лишь фиксируют цены. Торговля современным искусством — это другое дело, бизнес торговли современным искусством в последние 20 лет стал очень похож на инвестиционный — с ценными бумагами. Поэтому, собственно, современное искусство ощутимо упало после кризиса, как упали ценные бумаги.

Почему вы решили работать в Лондоне? Галеристы жалуются, что там запредельные цены на аренду помещений.
Е. МакДугалл: В Лондоне удобно работать потому, что за 300 лет там полностью сформировалась инфраструктура аукционного бизнеса. Это площадка, где продается искусство независимо от национальной принадлежности. Великобритания — страна небюрократическая, очень разумная, поэтому Лондон и был выбран историческим процессом для биржевой художественной деятельности. А главное неудобство, которое я ощутила в Лондоне, в том, что англичане, как люди мудрые, не любят работать в том темпе, которого требует подчас бизнес, связанный с Россией, Украиной, бывшим Советским Союзом. Иногда наши английские сотрудники жалуются, что так жить нельзя. А мы им объясняем, что у нас такие принципы и такие условия.

К чему эта гонка? Вы стремитесь к некой цели и намерены вкалывать, пока ее не достигнете?
Е. МакДугалл: Дело в том, что у нас циклический бизнес. Есть тихие периоды, а есть время, когда нужно работать круглосуточно.

Так же работают Sotheby’s и Christie’s?
Е. МакДугалл: Они, конечно, работают поменьше. Потому что у них другая система и вознаграждений, и стимулов, и отношений. А у нас все чувствуют себя одной командой, в которой каждому нужен результат.

Кажется, ваш аукционный дом наиболее ярко являет лицо капитализма, которое рисовали в Советском Союзе.
Е. МакДугалл: Похоже, так и есть. Мы — частная компания в прямом смысле слова. Нам важно не показать какой-то результат нашим акционерам, а добиться цели, успешно провести аукцион.

Есть ли у вас в планах проведение аукционов в Украине, России?
Е. МакДугалл: Нет, потому что в этих странах отсутствует необходимая для создания аукционного дома инфраструктура. К тому же в России существуют проблемы с законодательством. В Англии, если ты заплатил за картину, то становишься ее собственником, и никакие претензии третьих лиц тебе уже не страшны. В России, если я не ошибаюсь, в течение пяти лет любой человек может прийти и оспорить продажу. Есть проблема сбора денег. Если в Англии клиент не заплатит, я подам на него в суд, через три недели его выиграю, приду и опечатаю его имущество. Попробуйте сделать так в Украине. Суд не вынесет решение по аресту имущества. Существует также странный закон, по которому человек, купивший работу, не может ввезти ее в Украину, это облагается 40-процентным налогом. В силу всех этих причин в ближайшее время я не вижу никаких возможностей проводить аукционы ни в России, ни в Украине. Мы, безусловно, присматриваемся. Завтра, например, могут изменить законодательство — рано или поздно что-то поменяется. Потому что везде есть крупные коллекционеры, и туда-сюда возить произведения искусства им действительно не очень удобно. Потенциал огромный, но на сегодняшний день это всего лишь потенциал.

 

ПРИНЦИПЫ

Строительство бренда современного художника сродни котировкам крупных компаний. За этим стоят огромные финансы, многолетние усилия, стратегия. Это можно сравнить с процессом выхода новой компании на рынок, IPO. За ней стоят андеррайтеры, которые поддерживают рынок, ликвидность. У художника тоже собирается группа андеррайтеров, которые поддерживают цены, ликвидность. Это дает инвесторам, покупателям уверенность в том, что завтра купленная им работа не обесценится.

Мы не продавали и не продаем работы из своей коллекции. Но я на протяжении всей своей жизни стараюсь не привязываться ни к чему материальному. Поэтому не знаю, есть ли вещи, которые я не продам, если возникнет крайняя необходимость.

Я держу в руках шедевры, я вижу потрясающие коллекции, я общаюсь с очень интересными достойными людьми. Это даже не работа, а образ жизни. Весь процесс доставляет массу удовольствия, приносит как моральное, так и финансовое вознаграждение.



Источник | | Автор: Сергей Волохов
| Категория: О людях
| Теги: аукцион, коллекция
21.01.11 Просмотров: 5228 | Загрузок: 0 | Рейтинг: 0.0/0


На правах рекламы:



Похожие материалы:




Всего комментариев: 0
avatar