История прошлого века в частном музее Виктора Моора

Железная собачья будка из лагеря репрессированных из поселка Иоссер, огромный чугунный орден Ленина, подсвечник с клеймом царской семьи, «сталинский» набат и еще много всего познавательного и любопытного появилось за последние годы в частном музее переселенцев ХХ века Виктора Моора. Последний раз журналисты «Республики» были в гостях у этого удивительного краеведа, коллекционера, собирателя старины, путешественника более пяти лет назад. Оказавшись в Ухте, невозможно было вновь не заглянуть на огонек к этому интересному человеку.

Шесть лет назад в Ухте на улице Бушуева появился вагон-теплушка с табличкой «Музей переселенцев ХХ века». Под вагоном рельсы, все как полагается. Музей открыл Виктор Моор, которого многие ухтинцы знают не только как коллекционера, но и как замечательного медника-лудильщика. Лудить, паять, слесарить, давать вторую жизнь автомобильным радиаторам (поэтому его очень ценят и уважают автомобилисты), а также самоварам, чайникам, медной и железной утвари, которая кому-то просто дорога как память, – его основная профессия. Сама мастерская у него тоже необычная – бывшая насосная станция, которую Виктор Моор выкупил у города. В мастерской тоже есть на что посмотреть, взгляд цепляется за множество каких-то колоколов, цепей, медный охотничий рог, керосинку, радиолу из 60-х, самовар, ботало необычной формы. Но все это так, между прочим. Здесь то, что не нашло пока своего места в вагоне, где хранится и множится главная его экспозиция.

Сам вагон-теплушка был изготовлен в 1902 году. У Виктора Моора он появился благодаря единомышленникам, которые понимали: благое дело делает человек, не для себя старается, для горожан, для детей, чтобы не только по книжкам знали историю, а могли «пощупать», прикоснуться к ней самым реальным образом. Поначалу, правда, вагон привезли без колес, что сильно расстроило зачинателя музея, ведь там, по его словам, «такие буксы оригинальные, подшипники скольжения – закачаешься…». С колесами тоже помогли добрые люди, Анатолий Чернышев, на тот момент главный по железнодорожным тупикам в Сосногорске, выручил.

Необычное название для своего детища Виктор Моор выбрал из-за того, что большинство вещей попали к нему от переселенцев – жителей поселков, раскинутых вдоль железной дороги по всей республике. Ухтинец и сам внук переселенки – волею судьбы попавшей на Север немки Элеоноры Монтаньён. Коллекционированием и собирательством старых вещей хозяин музея начал заниматься еще в детстве, которое прошло на станции Глушь (ныне – Зеленоборск), что за Ираёлем. Вот было мальчишеское счастье – выуживать из полуразвалившихся бараков фляжки, ложки, котелки, рукомойники, просто какие-то неопознанные куски железа. Все это добро складывалось во дворе, но бабушка, у которой были исключительно свои понятия о порядке, выбрасывала старье. Через какое-то время во дворе опять вырастала горка «хлама», но Элеонора Монтаньён с настойчивой немецкой последовательностью вновь избавлялась от ненужных трофеев.

Виктор Моор – прирожденный экскурсовод. О каждой вещице он рассказывает вкусно, со знанием дела, с погружением в историю, приправляя все это добрым, а подчас и острым юморком. За последние пять лет на пятачке у музея появилось много чего нового. Например, барельеф Дзержинского – он висел на управлении сажевого завода. Полевая кухня – каслинского литья 1941 года.

– Представляете, сколько она солдат накормила, а сколько потом заключенных, – комментирует Виктор Моор.

А вот кровать из литовского лагерного лазарета поселка Лун-Вож краевед зря тащил и выправлял, так как была она расплющена, будто по ней трактор проехал. Оказалось, никакой это не раритет, потом он этих кроватей сотни видел.

Рельс, на котором выгравировано «Завод имени Сталина», сегодня служит у Виктора Моора набатом в память жертв сталинского террора. А когда-то на этой рельсе стояла вышка в лагпункте Сарачай Печорского управления лагерей.

Со звонкого и долгого удара по этому набату начинает ухтинец свои экскурсии. Проводит он их для всех желающих и, конечно же, безо всякого билета. Нередкие гости его вагончика – школьники, правда, большие группы детей Виктор Моор водить не любит. Здесь слишком много всякого соблазна для мальчишек: сабли, штыки, каски, пистолеты, ножи, ружья, автоматы. Хотя от детворы у Моора отбоя нет, но водит он только организованные коллективы, и то когда время позволяет, ведь и своих дел у него полно.

Глаз цепляет необычный чугунок с отверстиями – вроде и не сваришь ничего. Оказалось, это рыбацкий чугунок, его заправляли углями и брали в лодку, грели руки после того, как из холодной Печоры вытаскивали сети. Чугунок этот коллекционер подобрал в каком-то ухтинском поселке, хотя изготовлен раритет на Выми.

Огромный чугунный орден Ленина, отлитый в Москве, Виктор Моор выкупил в одном из пунктов по сбору цветмета. Поначалу мужики заломили неподъемную цену. А через какое-то время появились в его мастерской с автомобильным радиатором в обнимку: выручай, потек, нужно срочно. «Срочно? Это можно, а орден-то где?» – выдвинул коллекционер встречное предложение.

Сборщики металла Ухты, а отчасти и Печорского района хорошо знают краеведа. У него чутье на приметные вещицы. И в огромнейшей коллекции есть уже отдельные мини-экспозиции. Одних только чайников, которые коллекционер обожает и считает, что это самая «переселенческая» вещь, – у него десятки. Разных: медных, латунных, стальных. Один такой, рассказывает коллекционер, латунный, точь-в-точь как в кинокартине «Адмиралъ». Ну а где чай, там и подстаканники. Люди старшего поколения знают: пить чай из тонкого стакана в подстаканнике гораздо вкуснее, чем пить его из кружки. И цвет чая особенный, и не стынет дольше, и особый шарм в этом есть.

Старинных подстаканников у коллекционера тоже немало – на любой вкус и цвет. Но больше всего западает в душу тот, на котором гвоздем процарапана глубокая надпись: «На память дорогой мамочке от Полины. 1945 год». Подстаканник был найден тоже на останках лагеря для репрессированных.

В переселенческой избе подобрана и оригинальная крошечная металлическая табакерочка с секретом. Открываешь для любителя дармового табачка такую табакерку – пусто. А с обратной стороны другая крышечка, под которой надежно покоится заначка для хозяина.

Показал Виктор Моор и лагерную марку 1943 года – оказывается, в лагерях водились свои деньги.

Много у коллекционера и якорей. Один из последних – импортный, старинный, стоит на приколе у вагона-музея, а раньше, по предположению Виктора Моора, эта махина держала плоты на сплаве. По каждому виду экспонатов можно водить отдельные экскурсии. Например, утюги. За каждым из них – своя история. Вот небольшой, с полой серединой, попал в Коми от спецпереселенцев с Украины. На Украине в одну многодетную семью раз в год на обшив детей приглашали старого портного-еврея. Портной работал несколько дней и никогда не садился за общий стол обедать. Но при этом он приносил с собой сырую картошку, которую, пока работал, запекал в углях утюга, разогреваемого для разглаживания швов.

Большинство экспонатов попадает к Моору в не слишком презентабельном виде. С любовью он вдыхает в них вторую жизнь: чистит, паяет, шкурит. На развалинах бывшего женского лагеря где-то в районе Чиньяворыка во время охоты приметили они с другом холм, из которого торчал кусок ржавой трубы. Сердце коллекционера екнуло. И не зря. Оказалось, это буржуйка, изготовленная в 1947 году на заводе имени Кагановича. И тут уж было не до охоты: пока откопали эту махину, пока дотащили, времени и сил ушла уйма. Теперь стоит очищенная от ржавчины красавица в переднем углу музея.

А экскурсовод продолжает знакомить с новыми экспонатами.

– Мне не давала покоя мысль: в чем коми по болоту ходили? В лаптях же не попрешь, – предполагает Виктор Моор, выуживая откуда-то пару очень необычных кожаных, явно мужских полусапожек с загнутыми носами и подошвой, аккуратно прошитой крученой кожаной ниткой.

Как выяснилось, это коты. Такую обувь коми носили поверх холщовых портянок или шерстяных узорчатых чулков. В данном музейном экспонате для надежности в сами сапоги были вшиты еще одни шерстяные грубые носки. А вот еще сапожки – крошечные, видно, что тачал их для ребенка большой мастер своего дела.

– А это царская вещица, – показывает Виктор Васильевич небольшой чугунный подсвечник каслинского литья с царским клеймом 1890 года.

В голове не укладывается, как этот подсвечник оказался на пепелище сгоревшего крольчатника в Ветлосяне. Нашел подсвечник другой коллекционер, но так уж он запал в душу Виктору Моору, что он выменял его на бензорез «Хускварна».

– Ну а эти щипчики, как вы думаете, для чего? – демонстрирует собиратель старины предмет неизвестного назначения.

Предположение, что это щипчики для завивки ресниц, весьма позабавило музейщика. Оказалось, это старинный свечной гаситель. И в каких семьях поправляли огонь и гасили свечи подобным образом, можно только догадываться.

– Пройдемте в следующий зал, – шутит хозяин музея.

Экспонаты в теплушке разложены, расставлены и развешены относительно исторических зон. Некоторые предметы поражают своей величиной. Вот огромный дореволюционный топор, которым рубили семгу на Печоре. Невольно представляешь, какого ж роста был этот семгоруб, да и сама рыба – какой была величины? А глядя на деревянный черпак, пороховницу, гигантские щипцы электрика и гигантские же пассатижи да огромный лузан – охотничью разгрузку, еще раз убеждаешься, насколько измельчал наш мир.

– Развратился народ, железо не бережет, гвозди выбрасывает отслужившие. А раньше брали в лодку нарост еловый и вот таким деревянным топором забивали отверстия в случае чего, – показывает Виктор Моор деревянный топор великана.

Еще одна любопытнейшая вещь: деревянная емкость – прародительница канистры. Емкость выдолблена из цельного дерева, при этом она с носиком, из  которого доносится явный запах дегтя. В таких канистрах возили смазку для обозов, которой мазали оси, лечили лошадиные раны.

– Коми были очень трудолюбивым и изобретательным народом, – не без гордости говорит коллекционер, демонстрируя деревянный подойник, посуду из цельного дерева и еще много чего занятного.

О каждой вещице Моор рассказывает со знанием дела. Особенно когда это касается всяческих железнодорожных премудростей. С удовольствием он демонстрирует паровозный водоуказатель системы 1947 года, который  устанавливался на каждом паровом котле для постоянного наблюдения за положением уровня воды. Или паровозный фонарь – флюгарку, работающую на керосине, которая вешалась на последний вагон как габаритные огни. Еще одна флюгарка, но поменьше, приспосабливалась на черенок лопаты во время ремонта путей. Есть в музее и вагонные таблички из Сосногорского депо, датированные 1898 годом.

После эксплуатации эти вагоны, загнанные в тупик, служили местом проживания путейцев. Потом вагоны распродали под гаражи, а таблички остались. Немало железнодорожных гербов разных эпох и республик приобрел в свое время Виктор Моор. Здесь и весьма любопытная геральдика: огромный железнодорожный герб имени Хрущева с разводным ключом и молотком, но вместо традиционных колосьев пшеницы – лик вождя, обрамленный початками кукурузы.

Полтора десятка позиций своей «военной» экспозиции коллекционер предоставлял городскому музею к 70-летию Победы в Великой Отечественной войне. Военных экспонатов и Первой, и Второй мировых войн у него также предостаточно, в их числе австрийские каски с «рожками», штыки, карабины, маузер КА-98, эрзац-штык, ППШ. Вот колокол, поднятый дайверами со сгоревшего корабля со дна Ладожского озера. Кто знает, может, судно доставляло хлеб голодному Ленинграду?

Здесь же, в «военной» коллекции, много любопытных предметов быта: немецкая пепельница, сделанная из остатков снаряда, супница из немецкой столовой.

Редкий экспонат, с трудом доставшийся коллекционеру: дверца печи с Нювчимского чугунолитейного завода, отлитая в честь столетия победы России в войне с Наполеоном.

– При этом нам пытаются внушить, что до советской власти в Коми ничего не было. А здесь была цивилизация, – в сердцах отмечает ухтинец и протягивает ключ-великан, который выглядит как произведение искусства. – Да разве вот такой ключ мог бы выковать «нецивилизованный» человек?

То ли в шутку, то ли всерьез этот артефакт Виктор Моор называет «ключом от «Зырянских ворот». Звучное название этого местечка, что на Нижней Вычегде, появилось несколько лет назад с подачи московских историков-этнографов, путешествовавших по этим местам с экспедицией Национального музея республики. Здесь, на пути в Усть-Вымь и Великую Пермь, Стефан Пермский останавливался в Вожеме для проповеди среди местного населения и установил крест или даже часовню. Диковинный ключ коллекционер нашел в заброшенной деревне Речка, что находится вблизи от «Зырянских ворот». В эту деревеньку Моор ездил в составе небольшой экспедиции. А инициатором поездки выступил его друг, выходец из этой деревни, также большой любитель старины – Дмитрий Баталин.

Заканчивая экскурсию, Виктор Моор демонстрирует невиданное: манометр абсолютного давления, каким оснащены космические корабли международной станции «Союз». Где взял – не говорит, у коллекционеров свои секреты. Дорого другое. Этим неожиданным финалом он сказал об очень важной вещи. Наш век начался с паровозной тяги, а закончился космосом. В ХХ век вписалась война, великое строительство, переселение народов и взлет технического прогресса. Музей переселенцев ХХ века – своего рода крошечная модель прошлого века, по которой, кто знает, будут изучать такое близкое и такое уже давнее прошлое наши дети, внуки и правнуки.

Марина Щербинина, Фото автора и Дмитрия НАПАЛКОВА

P.S. Пока верстался номер, из Ухты пришло неожиданное известие. Администрация города решила отказать Виктору Моору в аренде земли под музей и соседний балок, в котором хранятся экспонаты для обновления и замены экспозиции. Мотив: музей частный, юридическим лицом не является. А ведь краевед в будущем планировал отдать музей городу. Похоже, чиновники готовы с легкостью уничтожить это по сути уникальное творение, которое учит прежде всего бережно относиться к нашему недавнему прошлому. Ведь без прошлого, как известно, будущее не построишь.

Газета «Республика» решила взять ситуацию с музеем на контроль.