Увлечения американских миллиардеров

РАЛЬФ ЛОРЕН

Состояние: $4,4 млрд

Страсть: часы

Часы — это точность и мастерство, их качество непреходяще. Я говорю о часах с механизмом, которые отличает внутреннее качество и точность работы.

Мне нравятся часы винтажного вида, часы для пилотов, нравятся все виды часов, необязательно дорогие. Часы олицетворяют стиль, и из-за этого к ним так привязываешься.

Я люблю навигационные часы, авиационные часы и часы подводников, потому что они функциональны. Они действительно помогают владельцу ориентироваться. Они очень живые, они интересные, они защищены. И хотя я не погружаюсь глубоко в море, для меня важно, что часы имеют все эти функции, помогают делать нужные вещи.

Мужчины не носят украшения. Они могут носить запонки на рубашке, но часы, пожалуй, их единственное настоящее украшение. Разные модели разное говорят о человеке, поэтому часы — это способ заявить: «Вот мой вкус. Вот мой стиль». Для меня это просто личный вкус, то, что ты любишь… Ты создаешь о себе представление, обустраивая квартиру или дом, ты словно создаешь свой собственный мир, который тебе по душе. Так же и у часов есть индивидуальность.

Часы многогранны: они показывают время, выражают стиль, они остаются с тобой в течение жизни, и их можно передать по наследству — тогда они становятся памятным подарком. Очень личным подарком. Я помню, как мои дети выросли, зная, что я ношу определенные часы, и они словно говорили: «Я хотел бы иметь такие же».

У меня есть несколько часов, которые я по-настоящему люблю. Когда еще никто не носил большие часы, я носил огромные часы, мне казалось, это здорово смотрится, и иногда я надевал их поверх пиджака, потому что у них крупный циферблат... Теперь все часы стали такими крупными, и я полюбил маленькие. Как-то раз кто-то взглянул на мое запястье и сказал: «О, мне нравятся эти часы!» И меня как дизайнера это вдохновило на собственную коллекцию часов. Идею для часов могут навеять машины, приборные доски вертолетов и самолетов, на которых ясно читаются цифры: глядя на них, вы видите, как меняются время и технологии.

Я сам разработал новые часы, очень тонкие, они называются Slim Classic. Они настолько тонкие, что не верится, будто внутри есть механизм. Другие часы — Stirrup — идут наперекор моде. И еще у меня есть часы под названием World Timer. Они показывают время в разных частях света. Это классические круглые часы, очень простые, но в них очень сложный механизм.

Я заключил соглашение с компанией Richemont, которая владеет Cartier. Ее председатель совета директоров Йохан Руперт — наш партнер, и мы сошлись, потому что ему нравилось, что я делаю, а я почувствовал, что мне есть что сказать в мире часов. К тому же у меня была возможность использовать качественные механизмы самых лучших в мире часов — Jaeger, IWC. Механизмы превосходные. Такие часы не продаются в аэропортах.

Можно смотреть время на компьютере или на iPhone. Но чувство обладания часами по-прежнему очень значимо. Я думаю, у часов есть история. Это не просто побрякушка.

Записала Ханна Эллиот

ДЭВИД РОКФЕЛЛЕР

Состояние: $2,4 млрд

Страсть: жуки

Жуки более разнообразны, чем любые другие живые существа. Их легко коллекционировать, потому что у них прочный внешний скелет, и это облегчает хранение.

Однажды летом в штате Мэн, когда я был еще ребенком, я прошел курс природоведения и полюбил жуков. Я не могу вспомнить первого найденного мной жука, но, наверное, он до сих пор у меня хранится.

Коллекционирование обогатило мою жизнь; я могу заниматься им в любой части света — куда бы я ни ехал, всегда держу в кармане контейнер на случай, если мне встретятся жуки. Они есть на всех континентах, кроме Антарктиды.

Как-то раз мы с моим гарвардским товарищем, куратором энтомологии в Американском музее естественной истории, поехали в Нью-Мексико, Аризону и Колорадо. Мы изучали для музея жуков в разных местах обитания — от дна Гранд-Каньона до Пиков Сан-Франциско, — чтобы посмотреть, насколько различаются виды. И подтвердили тот факт, что виды разнятся в зависимости от особенностей местности и высоты. То, что мы видели внизу, очень отличалось от того, что было на вершине.

Коллекционирование свело меня со многими людьми. Когда я только поступил в Гарвард, через отдел университета, который поощряет студентов к общению с бостонскими жителями, я познакомился с несколькими людьми из бедных семей и выбирался с ними за город в поле, чтобы ловить жуков. Благодаря этой программе я встретил Фреда Солану, отец которого был испанским каменщиком... Он учился в Бостонском колледже, а потом устроился на работу в Chase и стал работать над моей коллекцией — он помогает мне с каталогизацией и хранит мои образцы уже 25 лет.

Со временем я стал покупать чужие коллекции, а не только собирать сам... Как-то один коллекционер из Испании написал мне о своем собрании, насчитывающем около 9000 видов скарабеев и усачей. Оно обошлось мне в несколько тысяч долларов.

За все годы я открыл, наверное, четыре или пять новых видов. Мне очень приятно, что редкий скарабей, найденный высоко в горах Мексики, был назван в мою честь — Diplotaxis rockefelleri.

Записала Керен Бланкфелд

БИЛЛ ГРОСС

Состояние: $2,1 млрд

Страсть: марки

Моя мама начала все это в конце 1930-х годов. В ожидании, когда трое ее детей пойдут в университет, она купила свежеотпечатанные памятные марки, заплатив по $3 за лист из 100 марок. Она спрятала их на 20 лет или около того и к тому времени, когда мне исполнилось 17, подарила их мне как волшебные бобы и сказала, чтобы я поехал в Сан-Франциско и продал их, а выручка пойдет на мое обучение.

Они весили, наверное, килограммов пятьдесят. Это были сотни марок. Я вскочил на поезд в Сан-Франциско, а приехав, с замиранием сердца отнес их к четырем торговцам марками, и ни один не предложил мне больше, чем заплатила моя мать 20 лет назад. Я понял, что этого не хватит на образование, волшебные бобы ничего не стоили. Моя мать страшно расстроилась. К счастью, я смог получить стипендию на обучение в Университете Дьюка. Иначе я пошел бы в техникум.

Примерно 20 лет назад, когда мне было 46 лет, я начал неплохо зарабатывать и заинтересовался марками. Наверное, я хотел доказать, что благие намерения матери должны быть вознаграждены. Так что я изучил филателистическую литературу, чтобы понять, какие марки чего-то стоят, а какие нет… Только тогда мне стало очевидно, что ценятся лишь очень редкие марки, что именно их ищут богатые коллекционеры. Так что я решил взяться за дело с умом и показать, что благие намерения моей матери не пропали даром. И вот как все это началось.

Первой была марка за $30 000. Торговец в Лагуна-Бич вытаращил на меня глаза и решил, что я спятил. Впоследствии оказалось, что я тогда немного переплатил, но, как я ему сказал, эта покупка для раскачки. Я изучил это хобби с точки зрения инвестора так же, как я изучаю облигации. Я считаю, это был редкий подход, и до сих пор это редкий подход к хобби. Редкие марки как отпечатки пальцев: они уникальны, и их судьбу можно проследить, потому что они продавались на аукционах еще сто лет назад. Постепенно я нашел модели ценообразования и связал их с темпами роста акций и экономики, и теперь я могу быть уверен, что не переплачиваю.

Самая необычная марка, которую я купил, — это так называемый одноцентовик с вафелированием типа Z («Святой Грааль»)... Существует в единственном экземпляре. Это марка США 1869 года, которой недоставало для завершения моей коллекции... Она очень дорогая, так что я договорился с владельцем об обмене на другую марку. Но фактически это было приобретение за $3 млн. Был ли я уверен, что это обоснованная цена? Наверное, нет. Но приобретение позволило мне завершить единственное полное собрание марок США — это очень здорово.

Коллекционеры марок — это интроверты, которым нравится долгими вечерами просиживать за столом, в одиночку рассматривая свои сокровища. Это разновидность хобби, которое не предполагает общения.

У меня есть два советчика, Чарльз Шрив и его бывшая жена Трейси. Они как тренеры ударов для профессиональных игроков в гольф. Я с ними уже почти 20 лет.

О продаже я начал думать около пяти лет назад. Я немного продал из коллекции марок США. Это трудно, когда любишь родную страну через марки. Другие марки радуют меня уже 10–15 лет, но я понял, что они доставят еще больше удовольствия, если я увижу их изображения в аукционном каталоге, а деньги передам «Врачам без границ» и в другие благотворительные организации.

Записала Керен Бланкфелд