Царица Камея

Это слово я впервые услышал от своей прабабушки и, поскольку в ту пору зачитывался «Легендами и мифами Древней Греции», то и значение его истолковал соответственно: Камеей в моем воображении звалась прекрасная греческая богиня или, в крайнем случае, дочь какого-нибудь лидийского царя. Покойный профессор Кун, однако, вежливо проводив меня до последней страницы, напрочь развеял фантазию: никакой Камеи в греческом пантеоне не оказалось.

Прошло время, я узнал истинную и не слишком поэтичную этимологию своей первой любви (итал. «cammeo» — резной камень), но тот обрывок трехстопного амфибрахия, схваченный в детстве, — Камея — еще долгое время дразнил меня оливковым привкусом Эллады... Собственно говоря, неискушенная детская интуиция ошибается разве что дверью: история «резного камня» своими корнями уходит в глубокую древность.

1.Птолемей II и Арсиноя (Камея Гонзага).
Сардоникс. III в. до н. э. 15,7 х 11,8 см.

Художественная резьба по камню, или глиптика, возникла в V тысячелетии до н.э., в Месопотамии. В те допотопные времена резчики ограничивались лишь изготовлением инталий — гемм (картин в камне) с углубленным изображением. Исполненные в мягком камне, они служили в основном печатями. Хотя египтяне (в отличие, скажем, от халдеев) не ставили перед собою только прикладные задачи: их скарабеи из сердолика, ныне украшающие многие музеи мира, — настоящие произведения ювелирного искусства. Эти-то скарабеи и попали в VI веке до н.э. в Грецию, где расцвет глиптики достиг своего апогея. В Греции же был изобретен станок для резьбы по камню. Его автором считается Теодор Самосский, выточивший перстень для Поликрата, знаменитого деспота и тирана.

Резцы различной конфигурации и размеров вращались с помощью колеса и приводного ремня; абразивом служил «накосский камень», порошок корунда или алмазная пыль. Работа была изнурительной и трудоемкой, ошибаться было нельзя — одно неосторожное движение — и хрупкий камень мог треснуть.

Художники Эллады в буквальном смысле оттачивали свое мастерство. Однако дальше инталий не шел даже легендарный Пирготель, получивший исключительное право гравировать самого Александра Македонского.
2.Жертвоприношение Приапу.
Сардоникс. I в. до н. э. 1,7 х 2,7 см.

Собственно камеи, то есть геммы с выпуклым изображением, появились только к концу IV века до н.э. — их родиной считается Александрия. Поначалу их резали на многоцветном сардониксе, но вскоре в дело пошли драгоценные «дары Востока» — аметисты и топазы, фанаты и аквамарины, гиацинты, изумруды, сапфиры... После завоевательных походов Александра сырья хватало с избытком. Экзотика восточных минералов сочеталась с высоким гением эллинизма — первые резчики камей как будто не ведали трудного периода поиска: в камеях мастера воспроизводили картины, хранящиеся в святилищах, — тем самым увековечивая творения живописцев. Уже самые ранние из них поражают своим совершенством.

Высокая стоимость камня, уникальная работа — все это мог оплатить только очень состоятельный заказчик. Высшим шиком среди аристократов считалось иметь собственную дактилиотеку — коллекцию резных камней.

С падением последней эллинистической державы, царства Птолемеев, многие греческие умельцы эмигрировали в Рим, новую столицу мира. Римляне, считавшие себя законными преемниками эллинов, особенно преуспели в части собирания гемм. Великолепные дактилиотеки были у Юлия Цезаря. «Он постоянно, с большим увлечением скупал резные камни», — писал о нем Светоний. Надо отдать должное диктатору — шесть из своих собраний он посвятил храму Венеры.

Личного резчика, по примеру великого Александра, имел Божественный Август (через полторы тысячи лет его время назовут «золотым веком античной глиптики»): греку Диоскуриду была оказана великая честь сделать портрет первого римского императора. Резцу этого же мастера принадлежит и гемма с изображением дочери Клеопатры. Кстати, триумвир Марк Антоний, любовник, а затем и супруг египетской царицы, был просто помешан на геммах. Когда сенатор Нонния отказался продать ему одну роскошную камею, тот занес его в списки осужденных и изгнал из Рима (но камеи так и не получил). Помпеи, наголову разбив понтийского царя Митридата Евпатора, завладел и его дактилиотекой — одна только ее опись заняла тридцать дней! Правда, позже полководец пожертвовал эту коллекцию главному святилищу Рима — храму Юпитера Капитолийского.
3.Жертвоприношение.
Сардоникс. I в. до н. э. 3 х 2,4 см.

Но самым фанатичным «собирателем» был, пожалуй, Гай Веррес, римский наместник в Сицилии. Его «любовь» к резным камням была столь велика, что им заинтересовались в Сенате. Проконсулу ставилось в вину присвоение гемм, принадлежавших храмам и частным лицам, — его награбленная коллекция оказалась самой богатой в империи. Обвинителем выступал Цицерон, посвятивший этому процессу аж семь судебных речей. Последняя из них завершалась словами: «О, времена! О, нравы!» Веррес был приговорен к ссылке и возмещению ущерба в размере сорока миллионов сестерциев... Он еще дешево отделался. «Среди гемм имеются такие, которые слывут бесценными и не имеют соответствующей стоимости в человеческих богатствах, — писал век спустя Плиний Старший. — Хотя многим людям для высшего и абсолютного созерцания природы достаточно всего одной геммы».

Шли годы, проходили столетия... В руины обращались античные храмы, полотна древних художников рассыпались в прах. И лишь каменные картины сохраняли свою первоначальную прелесть — будто только что вышли из-под резца.

В средние века начинается вторая жизнь античных камей — они находят приют за стенами монастырей и соборов. При этом их «языческое» содержание обретает новый, христианский смысл. Так, Юпитер с орлом у ног становится евангелистом Иоанном, богиня победы Ника — ангелом, Орфей — Давидом, Беллерофонт верхом на Пегасе — святым Георгием. Камея, изображающая спор Афины с Посейдоном, слегка подправленная и снабженная цитатой из писания, превращается в «Грехопадение Адама и Евы». Гемма с портретами Друза и Антонии долгое время почиталась в Провансе как фрагмент обручального кольца Иосифа и Марии. Рака с останками голов волхвов, хранившаяся в Кельнском соборе, была украшена камеями с портретами Птолемея и Арсинои, Нерона и Агриппины (где солнечный диск играл роль вифлеемской звезды). В аббатстве Сен-Дени хранилась камея с портретом дочери Августа Юлии, прославившейся своим распутством, — на гемме была выгравирована монограмма девы Марии!.. Оклады священных книг, реликварии с мощами, иконы, церковная утварь — все отныне украшается античными камеями. Печатью Карла Великого была римская гемма с портретом императора Коммода и надписью: «Христос, защити Карла, короля франков!»

Собственно, с этих камей и началось знакомство гуманистов Возрождения с классической культурой. Античными геммами восхищались Петрарка и Рафаэль, Боттичелли и Леонардо да Винчи, Бенвенуто Челлини и Микеланджело. Но не всякий почитатель античности мог позволить себе приобрести подобную роскошь. Страстный антиквар папа Павел II, например, обещал аббатству Сен-Сернен в Тулузе построить мост через Гаронну в обмен на «камею Августа», но капитул аббатства посчитал, что цена недостаточно высока, и сделка не состоялась... Когда из Кельнского собора была похищена камея с «головами волхвов», советник ратуши велел на двенадцать дней запереть городские ворота и объявил награду тому, кто укажет местонахождение реликвии, — равноценную двух тоннам золота!

...А были ли в Европе свои собственные резчики? О да! Родоначальниками новейшей глиптики стали итальянцы Витторио Пизано и Донателло — они возвели искусство камнереза на один уровень с ваянием и зодчеством. И это не громкие слова: технология резьбы по камню оставалась той же, что и во времена Пирготеля, на изготовление одной камеи уходили месяцы, иногда годы. Выдающийся итальянский резчик Якопо да Треццо признавался, что «для создания больших камей из агата, превосходящего своей твердостью сталь, необходимо столько же времени, сколько для возведения готического собора».
4.Персей и Андромеда.
Оникс. I в. до н. э. 3,1 х 2,8 см.

Мода на резные камни не угасала на протяжении веков (если не считать несколько странного равнодушия к ним в XVII веке), но настоящий их триумф — XVIII век. Тогда-то камея и появляется впервые в России — Петр I приобрел в Голландии небольшую коллекцию гемм для Кунсткамеры. Екатерина II пошла значительно дальше, создав в Петербурге гигантский кабинет антиков (как в то время называли всякие резные камни). Размах своих приобретений императрица в шутку окрестила «обжорством», «камейной болезнью», а свое огромное собрание гемм — «бездной». 

«Болезнь» началась в 1799 году: когда в Риме умирает живописец А.Р. Менге, Екатерина приобретает не только его полотна и картоны, но и камею «Персей и Андромеда», привезенную художником из Испании и показавшуюся тогда слишком дорогой для испанского короля. Императрица извещает своего художественного агента Гримма: «Камея с изображением Персея и Андромеды торжественно помещена в музее в нижнем этаже покоев... Она, в самом деле, близка к совершенству». В 1782 году кабинет в Петербурге пополняется коллекцией гемм художника Д. Байрса — она обошлась ее величеству в 6 тысяч секвинов. Княгиня Дашкова не без гордости отмечает в своих «Записках»: «Екатерина вследствие моей рекомендации купила ее целиком».

Но самой яркой звездой в этой «бездне» стала коллекция герцога Луи-Филиппа Орлеанского — она была приобретена в Париже за 40 тысяч рублей и насчитывала полторы тысячи отборнейших антиков. «Моя маленькая коллекция резных камней такова, что вчера четыре человека с трудом несли две корзины с ящичками, в которых заключалась едва ли половина собрания, — сообщает императрица Гримму. — Это были те корзины, в которых у нас зимой носят дрова».

Великая Французская революция также обогатила Эрмитаж: к русскому двору доставляются роскошные камеи принца Конти, Сен-Мориса, Дазенкура, мадам Водевиль... Чуть позже в Северную Пальмиру отправляется коллекция директора дрезденской Академии художеств Ж.- Б.Казановы, брата знаменитого жизнелюба. При этом Екатерина записывает в своем дневнике: «Все собрания Европы, по сравнению с нашим, представляют собой лишь детские затеи».

Однако императрица понимает: России нужны свои мастера... И вот уже «Ея Высочайшим Указом» на Урал снаряжается экспедиция — отныне в Петербург регулярно поставляются самоцветы, из коих придворные резчики изготовляют геммы, по красоте не уступающие европейским. Вскорости уральским умельцам предписывается «не токмо точить камень, но и резать на нем искусно», — екатеринбургский завод становится центром нового промысла.

Почти все камеи, изготовленные на Урале, посылались в столицу — в подарок царской семье, обыкновенно на Пасху. Эта уникальная уральская коллекция, равно как и «европейские приобретения» Екатерины, хранится теперь в Эрмитаже.

Ну а что сегодня? В наш век прагматизма искусство резьбы по камню, казалось бы, должно кануть в Лету. Глиптика консервативна: пейзаж, портрет, а, если сюжет, то, как правило, по мотивам античной мифологии — вот, собственно, и вся тематика. Стоит ли копировать то, что до тебя создавали на протяжении тысячелетий?..

Тем не менее древнее искусство живо, хотя сегодня в России работает не более 15 мастеров-резчиков. В прошлом — это художники и дизайнеры, скульпторы и архитекторы, книжники и прикладники, есть даже один инженер. Технику глиптики каждый освоил самостоятельно — ни одно художественное училище этому не обучает.

Так, один из лучших в стране «камеистов» Ольга Бондаренко — окончила Московский технологический институт легкой промышленности, а ныне ее работы украшают музеи и частные коллекции.

— Глиптика — искусство уникальное, — считает она. — По сути, это сотворчество человека и природы. Сам материал порой подсказывает сюжет, диктует способы его решения. Возьмем, к примеру, «волосатик», прозрачный кварц с внутренними включениями в виде рыжих, как бы светящихся нитей. Они очень напоминают золотой дождь... В его струях я так и вижу женскую фигурку, совершенно верно — Данаю!.. Возлюбленную Зевса, который явился к ней под видом золотого дождя. Вечный сюжет. И для его прочтения нет лучшего материала, чем этот кварц... То же касается и резьбы по раковине. Прежде чем приступить к работе, я внимательно изучаю рельеф скола, чередование светлых и темных слоев, их толщину. Убрав лишнее в белом слое, я на темном фоне могу оставить светлый рисунок и наоборот. Или, допустим, на белолицем портрете сделаю более темными глаза, губы, волосы — да «губы, волосы — да еще с разными оттенками. Вариантов не счесть, ведь каждый материал индивидуален, необходимо раскодировать его, увидеть в нем будущее произведение.

Ольга берет овальную заготовку и быстро рисует на ней карандашом. Летят секунды, и на перламутровой поверхности прочитывается очаровательный женский образ. Пять минут, и карандашный рисунок готов.

— Далее бором снимается фон, общие объемы, — поясняет Ольга, — и начинается лепка форм, деталировка, то есть собственно глиптика (в руках мастера появляется штихель — резец). Самое главное — чистота линий, выразительность силуэта. Силуэт определяет стиль, настроение образа. При этом любая «мелочь» — наклон головы, разрез глаз, улыбка — играет чрезвычайно важную роль... Можно убрать одну прядь волос и совершенно изменить настроение портрета.

— Одно движение резца — и портрет переносится из одной эпохи в другую.
— Именно так... Резчик, как, наверное, и всякий художник, обязан хорошо знать историю культуры, изучать моду разных времен, прически. Ведь у каждой эпохи свой тип красоты... А при резьбе по камню надо еще учитывать и его символику. Так, Венеру обычно режут на сердолике, это камень любви. Но об этом лучше расскажет мой муж.

— Я согласен с Ольгой, — включается в разговор Юрий, — глиптика — это свежесть импровизации и диктатура камня одновременно. При этом, чем больше возможностей у материала, тем труднее художнику. Особенно сложно работать с благородными камнями, и не только потому, что они хуже поддаются резцу, есть еще и чисто психологический фактор. В процессе работы тебя постоянно тревожит мысль: как бы не испортить материал. Погубил один образец, другой — в третий раз ты уже подумаешь, стоит ли браться за дорогостоящий минерал. Я знаю художников, прекрасных резчиков, которые после таких неудач долгие годы не могли и близко подойти к драгоценному камню. Полная блокада, душевная травма. У некоторых она остается на всю жизнь...

— Но к тебе это не относится.
— Тьфу, тьфу, тьфу! — Алюминиевой иглой Юрий наносит на агатовый шлиф рисунок (снова очаровательная «богиня») и включает бормашину.

Искусство инталии для дилетантского глаза непостижимо: мастер поминутно смачивает водой камень, дабы тот не раскололся от перегрева, — вода, смешанная с каменной пылью, абсолютно скрадывает рисунок, и поэтому создается впечатление, что резчик работает по наитию, вслепую. В сущности, так оно и есть. Но поражает даже не это. Негативный, «потусторонний» характер инталий требует от резчика зеркального мышления лишь контрольный слепок на пластилине время от времени возвращает художника в реальный мир привычных объемов: чем глубже выборка на камне, тем рельефнее пластилиновый дубль. Одно слово: печатка... Юрий меняет резцы на все более тонкие. Наконец бормашина вооружена самым «утонченным» бором — жалом, иглой, подернутой алмазной пылью.

— Самое сложное в портрете, — это веки, глаза. Глаза решаются одним движением, второй раз такую же линию не проведешь, только испортишь работу. И камень. В вечном материале ошибаться нельзя, иначе увековечишь свое неумение...
 5.Артемида с ланью.
Сардоникс. I в. до н. э. — I в. н. э. 1,8 х 1,5 см.

В этом, видимо, и заключается феномен глиптики: вечный материал требует вечной темы. Резчик не вправе размениваться на сиюминутные образы, его искусство живет вне времен — какие бы ветры не веяли на дворе, какие бы новые кумиры не правили этой грешной землей... Ибо в действительности миром правит одна Красота.

Иначе почему мы так завороженно — затаив дыхание, забыв обо всем на свете, — заглядываемся на эти «милые безделушки», эти резные камни, — и нам, по большому счету, все равно, кто сотворил это чудо — неизвестный александрийский мастер, живший две тысячи лет назад, или московский художник, живущий здесь, среди нас...

vokrugsveta.ru

Фото из коллекции Эрмитажа.