Слово русского сапера Дмитрия Егоровича Голикова

- Ну, это от времени года зависит… - с усмешкой отвечает ветеран. – Разные мины бывали. Наши фугасы по 5 или 10 килограммов. Немецкие мины противопехотные по 200 грамм и меньше, противотанковые с крышкой - по 10 килограммов. Если в руках взорвется, то конец. И мина улетит, и ты улетишь, и все улетит… Стоишь на коленках, обеими руками отворачиваешь крышку. И никакого страха. Привык уже. Надо выполнять задание – значит, надо. Вообще у нас во взводе все ребята были не боязливые...  

Как правило, век солдата на переднем крае недолог – или ранен, или убит. Дмитрий Голиков был на передовой около трех месяцев, за это время трижды ранен, удостоен трех орденов. Причем набор наград, среди которых и один из высших - орден Красного Знамени, редкостный для рядового.

  «Но все ордена нашли меня уже после войны, вызывали меня из подмосковного Кунцева, где я поселилися, в столицу, и вручали. В войну я получил только медаль «За боевые заслуги». За что? Пришел к нам во взвод офицер-артиллерист, говорит нашему младшему лейтенанту – дайте двух саперов артиллерию пропустить. Приказ - Голиков, Исайкин, собирайся! И вот идем по дороге со щупами, это длинная палка с металлическим наконечником, тыкаем в землю, в бугорки. Звякает металл о металл… Противотанковая мина не взрывается, для этого нужно давление на нее тяжести. Потом счищаешь землю, отвинчиваешь крышку, под ней - взрыватель. Взрыватель кладешь в карман для отчета (а то бывало, докладывают, а сами не разминировали). Корпус мины берешь за ручку и отбрасываешь в кювет. Всю дорогу проверили. Принес я тогда нашему лейтенанту взрывателей 48 штук…»

 В судьбе Дмитрия Егоровича много типичного для того поколения русских солдат. Родился 24 мая 1924 года восьмым ребенком в большой крестьянской семье в поселке Первомайский Ефремовского района Тульской области. После школы-семилетки работал в колхозе, потом поступил в ФЗУ на станции Узловая, стал шахтером. В октябре 1942-го призывался на флот, но опоздал с товарищем на эшелон, увозивший будущих моряков, и был определен в саперы. После четырех месяцев обучения часть должны были отправить под Сталинград, но битва там уже завершилась.  

 «Эшелоном мы выехали в Москву, оттуда в Калугу, где снова обучались. А потом пешком пошли через Белев и Сухиничи в Козельск, где остановились. Ночевали, помню, у хозяйки. Она все удивлялась, какие мы молоденькие…  

Потом – Курская дуга. Страшнейшие бои. На моих глазах все было… Там я и получил первую свою медаль.  

В конце августа 1943-го мы наступали под Брянском. За переправу через реку Навля, как мне сказали ребята, меня должны были представить к званию Героя Советского Союза… Дело получилось так. Наш инженер полка капитан Сухиташвили с разведчиками нашли посредине реки островок намытой земли. А мы, саперы, начали готовить переправу. Спилили несколько осин и бросили на этот островок, а оттуда – несколько бревен на немецкий берег. Река довольно широкая, многоводная, течение быстрое. Немцы стреляют, пули свистят мимо ушей. Ребята спрятались в лес. И тут я смотрю на наш мостик – вот-вот наши бревна с островка унесет, и тогда опять надо пилить, укладывать. А время идет, уже наша пехота и минометчики подходят к переправе. Снимаю шинель – и в воду. Захватил с собой длинный шест, воткнул его в берег островка и стою в воде по горло, держу переправу. Минометчики идут, спрашивают – что, сапер, замерз? Стоял, пока весь батальон не переправился, наверно, минут 30-40. Хотя кто там время считал… Нужно было выполнить задание. А в тот момент, если бы не я, наша переправа сорвалась бы, успех боя не был бы обеспечен. Капитан Сухиташвили видел, как я стоял в воде, и сказал нашему младшему лейтенанту, чтобы он писал на меня представление к званию Героя. Наверно, за эту переправу меня и наградили орденом Красного Знамени. После войны я приезжал с женой в Главное управление кадров, но мне было сказано, что наградные листы на руки не дают.  

Последнее мое боевое задание – разминирование грунтовой дороги у реки Десны. Накануне здесь подорвалась повозка, двое майоров были тяжело ранены. Утром нас подняли по тревоге. Пошли, все кругом белым-бело от инея. Фугасные мины здесь были, по-моему, наши, поставлены, когда мы отступали. И нам же пришлось их разминировать.

Как меня подобрали – не помню. Очнулся на повозке, весь забинтованный. Попробовал, правая рука работает. Рядом лежит Исайкин, он пришел в себя раньше. Он подходил ко мне перед взрывом, и его зацепило. Тоже ослеп. Но с руками остался. Сопровождавшая нас медсестра говорит мне – смотри-ка, очнулся. А я думала, ты дорогой помрешь…  

Испытывал ли я отчаяние? Какое там отчаяние… Спасибо, что жив остался.  

В госпитале в Перми (тогда город назывался Молотов) лежал пять месяцев, потом начал садиться на кровати. Пришел ко мне учитель, тоже слепой, Вячеслав Алексеевич Трубицын, эвакуированный из Ленинграда. Спрашивает – ты желаешь по Брайлю учиться? За одиннадцать дней я выучился читать и писать. Быстро освоил, память у меня хорошая. Начал ходить с медсестрой в городскую библиотеку имени Горького, там было много книг по Брайлю. Особенно люблю поэзию, Пушкина, Лермонтова, Некрасова. Потом сам стал писать стихи.  

9 июля 1944-го я вернулся в родную деревушку, 25 домов. Родные знали из писем о моем приезде. Матери моей Голиковой Анне Ивановне я посвятил такое стихотворение:  

         Ты проводила нас на фронт.

Был теплый летний вечер.  

Груз неожиданных забот  

Упал тебе на плечи.  

         Ты не ходила по врачам,  

В труде не знала скуки,  

Хоть и ломили по ночам  

Натруженные руки.  

        Ты с дальних мест ждала вестей,  

Где дым закрыл полнеба.  

Слыхала тихий плач детей,  

С утра просивших хлеба.  

          И под ударами невзгод  

Ты не сложила руки.  

Жила, как весь родной народ,  

Сносила боль разлуки.  

      В победу верила, жила,  

Все сыновей своих ждала.  

Вернулись четверо всего,  

Другие скажут – повезло…  

      Как говорят, смертям назло.  

Свет не сошелся клином.  

Лишь старший голову сложил  

Там, где-то под Берлином…  

 Старший мой брат, 1913 года рождения, 20 апреля 1945-го прислал письмо - до Берлина осталось 60 километров. И больше от него весточек не было. Остальные четверо братьев, в том числе и я, вернулись домой…  

Через год с небольшим я переехал в Кунцево, к сестре, в 1947-м женился, с женой Агриппиной Васильевной жили хорошо, родились дочери Люся и Люба, сейчас есть внуки и правнуки.  

46 лет отработал я на нашем 11-м предприятии Всероссийского общества слепых. Мастерил различные электроприспособления... 

Такой вопрос был вами задан мне.  

Я в этом диспуте хочу принять участье  

И на него ответить вам вполне.  

         Я счастлив тем, что существует этот мир.  

Я счастлив тем, что есть на свете труд.  

Я счастлив, что живу в такой стране,  

Которую Россиею зовут.  

     Я счастлив тем, что есть любовь во мне,  

Любовь не только к детям и жене,  

Моя любовь и к солнцу, и полям,  

Моя любовь к душистым тополям,  

     Моя любовь ко всей моей стране  

И людям все, живущим на земле.  

Хочу работать так, чтоб не хватало дня –  

Вот что такое счастье для меня.  

Как я живу? Мужество надо иметь. Сколько я одних шишек и синяков набиваю за день на лбу, на руках, по всему телу. Слух у меня лет десять назад резко ухудшился. И люди мне не всегда встречались хорошие. Соседи как-то написали, куда надо, - какой он слепой, он сам балкон подметает. Приехал ко мне с проверкой врач, посмотрел мне в пустые глазницы и молча ушел.  

Как говорится, жизнь прожить, не поле перейти. Я верую в Бога. А те, кто ноет, - слабовольные они...