Главная Клуб Темы Клуба
Исторические Факты
в Российской империи существовали строжайшие писаные и неписаные правила ношения одежды всеми подданными.
150 лет назад, в 1858 году, император Александр II именным указом разрешил воспитанникам военно-учебных заведений носить вне строя перчатки. Подобное внимание к деталям одежды объяснялось тем, что в Российской империи существовали строжайшие писаные и неписаные правила ношения одежды всеми подданными — от придворных до крестьян из самых глухих деревень. Любой русский человек по волосам и одежде мог отличить замужнюю крестьянку от старой девы. Одного взгляда на фрак было достаточно, чтобы понять, кто перед вами — представитель высших слоев общества или мещанин. По количеству же пуговиц на пиджаке можно было безошибочно отличить небогатого интеллигента от высокооплачиваемого пролетария.
Праздничные подгузники
Встречать по одежке, а провожать по уму начали еще в те незапамятные времена, когда социальный статус индивидуума определялся размером и качеством шкуры, в которую он был задрапирован. Шли века, менялась одежда, однако привычка использовать ее не только для защиты от капризов погоды, но и для обозначения своего положения в обществе оставалась неизменной. Даже в самых глухих крестьянских поселениях наметанный глаз знатока мог по малейшим деталям одежды определить примерный возраст любого встречного мужика, бабы или ребенка, их место в иерархии семьи и деревенской общины.
К примеру, деревенские дети до четырех-пяти лет без различия пола круглый год имели лишь один предмет одежды — длинную рубаху, по которой можно было без проблем установить, из зажиточной они семьи или нет. Как правило, детские рубахи шились из обносков старших родственников ребенка, и степень заношенности и качество материи, из которой эти вещи были сшиты, говорили сами за себя.
Если же на ребенке были портки, то можно было утверждать, что мальчику больше пяти лет. Возраст же девочки-подростка определялся по верхней одежде. Пока девушка не входила в брачный возраст, семья и не думала шить ей какие-либо шубейки. И лишь готовя дочь к замужеству, родители начинали заботиться о ее гардеробе и украшениях. Так что, увидев девушку с непокрытыми волосами, с серьгами или кольцами, можно было практически безошибочно сказать, что ей от 14 до 20 лет и ее близкие достаточно обеспечены, чтобы заниматься устройством ее будущего.
То же самое наблюдалось и у парней. Собственную — по мерке — одежду им начинали шить в пору жениховства. Полноценному жениху полагалось иметь штаны, подштанники, рубахи, пиджак, шапку и шубу. Не возбранялись и некоторые украшения вроде браслета, кольца в ухе, как у казаков, или медного, а то и железного подобия печатки на пальце. Подросток в потертой отцовской шубе всем своим видом свидетельствовал о том, что его еще не сочли достаточно зрелым для подготовки к браку, или о том, что у его семьи дела идут совсем уж ни шатко ни валко.
Взрослым жителям русских деревень украшений не полагалось. А мужики повсюду — от самых северных до самых южных губерний Российской империи — щеголяли в неизменных портках и подпоясанных рубахах. Об их статусе и материальном положении больше всего говорили шапки, обувь и зимняя верхняя одежда. Но даже летом можно было отличить зажиточного мужчину от недостаточного. Мода на брюки, появившаяся в России в XIX веке, к исходу столетия проникла и в глубинку. И состоятельные крестьяне стали носить их по праздникам, а затем и в будни, причем надевали их поверх обычных портков.
Мода коснулась и мужских причесок. Брадобритие, которое царь Петр силой внедрял в начале XVIII века, обрело популярность во многих русских деревнях полтора столетия спустя. Парни и молодые мужики в последней четверти XIX века стали брить бороды, так что густой волосяной покров на лице стал отличительным признаком пожилых крестьян, к которым относили мужиков старше 40 лет.
Но совершенно особый дресс-код существовал у крестьянок. К примеру, в южных губерниях России главными предметами женской одежды были рубахи и поневы — юбки из полотнищ ткани, сшитых поверху. По вышивке на рубахе знатоки безошибочно могли определить уезд и деревню, где женщина в невестах готовила себе приданое. Поневы рассказывали об их обладательницах еще больше. Их носили только замужние женщины, и во многих местах, когда девушку приезжали сватать, мать ставила ее на лавку и держала перед ней поневу, уговаривая впрыгнуть в нее. Если девушка соглашалась, то было понятно, что она принимает предложение руки и сердца. А если взрослая женщина не носила поневу, всем было ясно, что это старая дева.
Каждая уважающая себя крестьянка имела в своем гардеробе, точнее, в сундуке до двух десятков понев, каждая из них имела свое назначение и шилась из соответствующих тканей и специальным образом. Существовали, например, будничные поневы, поневы для большого траура, когда умирал кто-то из членов семьи, и поневы для малого траура по дальним родственникам и свойственникам. Носились поневы в разные дни по-разному. В будни во время работы края поневы затыкались за пояс. Так что женщину, носившую в страдные дни неподоткнутую поневу, могли счесть лентяйкой и бездельницей. А вот в праздники считалось верхом неприличия подтыкать поневу или ходить в будничной. В некоторых местах модницы вшивали между основными полотнищами поневы атласные яркие полосы, и именовалась такая конструкция подгузником.
Подшубная шуба
После освобождения крестьян, которое привело к бурному росту промышленности и городов, множество деревенских жителей потянулось в столицы и губернские центры, где их представление об одежде в корне изменилось. В мире мужской, точнее, господской одежды царили английские моды, и новые горожане пытались хоть в малой мере походить на членов состоятельных сословий. Правда, при этом многие элементы их одежды по-прежнему имели глубокие деревенские корни. Особенно тяжело расставались с одеждой из прежней жизни пролетарии. Многие из них работали у станка в привычных рубахах-косоворотках, но поверх них надевали вполне городской жилет, а брюки заправляли в прилично сшитые сапоги. Лишь давно жившие или родившиеся в городах рабочие носили цветные или полосатые рубашки с привычным теперь всем отложным воротничком.
В отличие от коренных жителей городов выходцы из деревень работали, не снимая шапки или фуражки. А пиджаки, в которых приходили на фабрику или завод, всегда перед началом работы снимали и очень берегли, поскольку пиджак приходилось заказывать у портного, и стоило его "построение" в отличие от брюк довольно значительных сумм. Благо качество тканей и пошива было таково, что нередко пролетария хоронили в том же пиджаке, в котором он когда-то женился.
Квалифицированные пролетарии, прежде всего рабочие-металлисты, на рубеже XIX-XX веков зарабатывали ничуть не меньше, чем начинающие представители свободных профессий — врачи, юристы или художники. Так что перед небогатой интеллигенцией возникла проблема, как следует одеваться, чтобы отличаться от высокооплачиваемых токарей и слесарей. Однако проблема эта вскоре решилась сама собой. Грязь на улицах рабочих окраин не располагала к тому, чтобы ходить в господских пальто, и потому пролетарии предпочитали весной и осенью носить укороченные тужурки, а зимой — полушубки, которые интеллигенция не носила. Северным летом, которое остряки не зря называли пародией на европейскую зиму, рабочие носили пиджаки, отдавая предпочтение моделям, лучше защищающим от ветра и сырости и потому застегивающимся как можно выше и плотнее,— с четырьмя пуговицами. Вскоре уже никто, кроме пролетариев, таких пиджаков не приобретал и не носил.
Интересным был и способ, которым выделялись из фабричных масс самые квалифицированные рабочие и управлявшие цехами мастера. Электрики и машинисты заводских электростанций, чья специальность подразумевала наличие пусть и небольшого, но серьезного образования, подчеркивали свое особое положение, надевая кожаные куртки. Тем же путем пошли и фабричные мастера, которые дополняли кожаный наряд еще и особыми головными уборами из кожи или котелками. Последнее сочетание на современный взгляд кажется довольно комичным, но в дореволюционные времена подобный способ обозначения социального статуса, по-видимому, никого не смущал.
А подавляющее большинство пролетарских модников, чьи семьи или близкие продолжали жить в деревнях, предпочитали одежду, которая могла бы производить фурор, когда пролетарий возвращался на побывку в деревню. Поэтому большой популярностью в этой среде пользовались парадные яркие косоворотки из шелка, не менее яркие жилетки, широченные шаровары из поблескивающих тканей, а главное — скрипучие сапоги гармошкой, с многочисленными складками. Верхом же мечтаний считались так называемые крюки — сапоги с цельными, а не пришитыми передками, которые стоили дороже обычных и помогали их обладателю во всех смыслах слова пускать пыль в глаза односельчанам.
От пристрастия к одежде деревенского стиля долго не могли избавиться и представители другого русского сословия, происходившие по большей части из крестьян,— купцы. Несмотря на все веяния моды, многие провинциальные купцы, да и некоторые столичные, даже в начале XX века продолжали носить дедовские длиннополые сюртуки или поддевки, косоворотки и сапоги с голенищами-бутылками. В этой верности традициям просматривалось не только нежелание тратить лишнее на лондонские и парижские изыски в одежде, но и коммерческий расчет. Покупатель, увидев такого консервативно одетого продавца, полагал, что тот ведет торговлю честно и заботливо, как завещано пращурами, и потому охотнее покупал его товар. Не тратящему лишнего на ненужное тряпье купцу охотнее ссужали деньги собратья, особенно в старообрядческой купеческой среде.
Однако купцы, занимавшиеся производством и торговавшие с заграницей, а потому не желавшие выставлять себя на посмешище из-за старомодного обличья, вполне следовали всем требованиям моды. Правда, чтобы отличаться от чиновников, носивших вне службы сюртуки модного покроя обязательно черного цвета, купцы заказывали себе серые, а чаще всего синие сюртуки. Кроме того, купцы, как и рабочая аристократия, предпочитали наглухо застегнутый костюм, и потому на их сюртуках было по пять пуговиц по борту, а сами пуговицы выбирали маленького размера — видимо, чтобы подчеркнуть свое отличие от прочих сословий.
Различные взгляды на костюм, однако, не мешали практически всем купцам тратить немалые деньги на шубы и зимние шапки. Среди купечества долгие годы существовал обычай для демонстрации своего богатства носить несколько шуб, надевая одну на другую. Но к концу XIX века под влиянием сыновей, получавших гимназическое и университетское образование, этот диковатый обычай стал мало-помалу исчезать, пока не сошел на нет.
Полный фрак
В те же годы среди продвинутой части купечества возник особый интерес к фракам. Этот вид костюма, который с начала XIX века носили аристократия и ее лакеи, не давал покоя не только купцам, но и всем остальным подданным Российской империи, не состоящим на государственной службе и не имеющим чинов. Фрак в России называли формой для тех, кому не позволено носить форму, и потому он начал широко распространяться в русском обществе. Фраки стали обязательными не только на официальных приемах, но и на частных обедах и празднествах в любом состоятельном доме. Венчаться в чем-либо другом, кроме фрака, стало попросту неприлично. А в партер и ложи Императорских театров без фраков не допускали с давних времен.
Еще одним достоинством фраков стало то, что при них в отличие от всех прочих гражданских костюмов разрешалось носить ордена. Так что блеснуть наградами, которыми время от времени жаловали купцов и других представителей состоятельных сословий, без фрака было решительно невозможно. Правда, желающих облачиться во фрак ожидало немало подводных камней, на которых можно было сгубить свою репутацию раз и навсегда. Прежде всего, фрак должен был шиться на заказ и сидеть на его обладателе как влитой. Если же фрак брался напрокат, то глаз знатока немедленно замечал все складки и оттопыренные места, и тот, кто пытался казаться тем, кем не являлся, подвергался общественному осуждению, а иногда и изгнанию из светского общества.
Немало проблем было и с подбором приличных сорочек и жилетов. Надеть под фрак что-либо другое, кроме специальной фрачной крахмальной рубашки из голландского полотна, считалось дурным тоном. Белым в рубчик или с рисунком должен был быть и жилет, обязательно имевший кармашки. Черные жилеты с фраками носили лишь старики, участники похорон и лакеи. Фраки последних, правда, довольно существенно отличались от фраков их господ. На лакейских фраках отсутствовали шелковые отвороты, а на фрачных брюках лакеев не было шелковых лампасов, что знал каждый светский человек. Надеть лакейский фрак — это было то же самое, что поставить крест на своей карьере.
Еще одну опасность таило ношение при фраке университетского значка, который полагалось прикреплять к лацкану. На том же месте одетые во фраки официанты в дорогих ресторанах носили значок с присвоенным им номером, чтобы клиенты запоминали только его, а не лица прислуги. Поэтому лучшим способом оскорбить облаченного во фрак выпускника университета был вопрос, какой это у него номерок на лацкане. Восстановить честь можно было только с помощью дуэли.
Особые правила существовали и для остальных предметов гардероба, которые позволялось носить при фраке. Лайковые перчатки могли быть только белыми и застегивающимися на перламутровые пуговицы, а не кнопки. Трость — только черной с наконечником из серебра или слоновой кости. А из головных уборов нельзя было пользоваться никаким другим, кроме цилиндра. Особой популярностью, особенно при поездках на балы, пользовались цилиндры-шапокляки, имевшие механизм для складывания и распрямления. Такие шапокляки в сложенном виде можно было носить под мышкой.
Строгие правила касались и аксессуаров, прежде всего карманных часов, которые носили в жилетном кармане. Цепочка должна быть тонкой, изящной и не отягощенной многочисленными подвесными брелоками и украшениями, как рождественская елка. Правда, из этого правила существовало исключение. Общество смотрело сквозь пальцы на купцов, которые носили часы на тяжелых золотых цепях, иногда даже на паре сразу.
Для тех, кто не был ревностным поклонником всех правил и условностей светской жизни, существовали другие виды костюма, которые надевали на приемы и банкеты. В начале XX века вслед за Англией в России появилась мода на смокинги, начавшие вытеснять фраки с частных мероприятий. Менялась, но не проходила мода на сюртуки. Но главное, стал все больше и больше распространяться костюм-тройка. Причем в разных слоях общества и представители разных профессий предпочитали различные варианты этого костюма.
К примеру, адвокаты, которые на государственной службе не состояли и чиновничьей формы не имели, на заседания суда чаще всего являлись во всем черном — сюртуке с жилетом и черным же галстуком или черной тройке с черным галстуком. В особо сложных случаях присяжный поверенный мог быть и во фраке. А вот юрисконсульты крупных фирм, особенно с участием зарубежного капитала, или юристы банков предпочитали серые костюмы с коричневыми туфлями, что в то время рассматривалось общественным мнением как вызывающая демонстрация собственной значимости.
В костюмах-тройках ходили и инженеры, работавшие на частных предприятиях. Но при этом все они, чтобы показать свой статус, носили фуражки, полагавшиеся инженерам соответствующих специальностей, которые находились на государственной службе. Несколько нелепое на современный взгляд сочетание — костюм-тройка и фуражка с кокардой — в то время никого не смущало. Так же одевались некоторые врачи, носившие при совершенно гражданском костюме фуражку с красным крестом на околыше. Окружающие не с осуждением, а с пониманием относились к тем, кто не смог попасть на государственную службу и обзавестись тем, о чем мечтала большая часть населения империи: чином, формой, гарантированным жалованьем, а в перспективе хотя бы небольшой, но тоже гарантированной пенсией.
Форма для формы
Служба и форма с петровских времен так крепко вошли в русскую жизнь, что представить ее без них стало практически невозможно. Форма, установленная именными императорскими указами, распоряжениями Сената и прочих инстанций, существовала у всех и вся. Извозчики под страхом штрафов должны были в жару и холод находиться на козлах пролеток в одежде установленного образца. Швейцары не могли показаться на пороге дома без положенной им ливреи. А вид дворника должен был соответствовать представлению властей о блюстителе уличной чистоты и порядка, а отсутствие фартука или инструмента в руках нередко служило поводом для нареканий со стороны полиции. Установленную форму носили трамвайные кондукторы и вагоновожатые, не говоря уже о железнодорожниках.
Существовала даже довольно строгая регламентация одежды для домашней прислуги. Например, дворецкий в богатом доме, чтобы отличаться от прочих лакеев в доме, мог носить при фраке эполет. Но не на правом плече, как офицеры, а только и исключительно на левом. Ограничения в выборе платья действовали для гувернанток и бонн. А кормилицы в состоятельных семьях должны были постоянно ходить в русских народных костюмах чуть ли не с кокошниками, которые крестьянки уже несколько десятков лет держали в сундуках и не надевали даже по праздникам. Кроме того, кормилицу обязывали носить розовые ленточки, если она кормила новорожденную девочку, и голубые — если мальчика.
Неписаные правила распространялись и на детей. Как крестьянские дети до четырех-пяти лет бегали исключительно в рубашонках, так и дети состоятельных людей без различия пола до того же возраста ходили в платьицах. Наиболее распространенными и выглядевшими как форма были "матросские" платьица.
Ничего не менялось и после того, как мальчик подрастал и его отдавали в гимназию, реальное или коммерческое училище. Ношение формы было обязательным в любое время года, кроме летних каникул, да и то за городом — в поместье или на даче. В остальное время, даже вне занятий, гимназист или реалист вне дома не мог отказаться от ношения формы.
Даже в самых демократичных и прогрессивных учебных заведениях Санкт-Петербурга, где мальчики и девочки обучались совместно и где не предусматривалось никакой формы, на уроках дети сидели в совершенно одинаковых халатах. Видимо, для того, чтобы не слишком раздражать приученное к форменной одежде начальство.
Все оставалось по-прежнему и после поступления в университет. Вплоть до революции 1905 года университетские инспекторы неукоснительно следили за соблюдением студентами установленных правил ношения формы. Правда, студенты, даже следуя всем указаниям, умудрялись продемонстрировать внешним видом свое социальное положение или политические взгляды. Форменной одеждой студентов была тужурка, под которую надевалась косоворотка. Состоятельные и потому считавшиеся реакционерами студенты надевали шелковые косоворотки, а революционно настроенные — вышитые "народные".
Различия наблюдались и при ношении парадной студенческой формы — сюртуков. Состоятельные студенты заказывали сюртуки с подкладкой из дорогой шерстяной белой ткани, за что их именовали белоподкладочниками. Большинство же студентов сюртуков не имели вовсе и в торжественных университетских мероприятиях не участвовали. А закончилось студенческое форменное противостояние тем, что революционные студенты стали носить только форменные фуражки.
Однако отдельные проявления недовольства антиправительственных элементов не умаляли тяги населения Российской империи к форме, в особенности военной и чиновничьей.
"Покрой и фасоны гражданской форменной одежды,— писал знаток русского костюма Я. Ривош,— в общем были схожи с военной формой, отличаясь от нее только цветом материала, выпушек (кантов), цветом и фактурой петлиц, фактурой и рисунком плетения погон, эмблемами, пуговицами — словом, деталями. Такое сходство становится понятным, если вспомнить, что за основу всех гражданских форм была принята форма военных чиновников, бывшая сама лишь разновидностью офицерской. Если регламентируемая военная форма в России ведет свое начало с эпохи Петра I, то гражданская форма возникла гораздо позднее — в первой четверти XIX века. После Крымской войны, в конце 1850-х годов, как в армии, так и в гражданских ведомствах были введены новые формы, покрой которых более соответствовал моде тех лет и был удобнее. Некоторые элементы предшествующей формы сохранились лишь на парадной одежде (рисунок шитья, двууголки и т. п.).
К началу XX века значительно возросло число министерств, ведомств и управлений, появились новые должности и специальности, которых не было при установлении существующих форм. Возникла масса централизованных и ведомственных приказов и циркуляров, вводивших новые формы, устанавливающих зачастую противоречивые правила и фасоны. В 1904 году была предпринята попытка некой унификации гражданской форменной одежды по всем министерствам и ведомствам. Правда, и после этого вопросы гражданской форменной одежды оставались крайне сложными и запутанными. Формы, введенные в 1904 году, просуществовали вплоть до 1917 года, более не подвергаясь изменениям.
Внутри каждого ведомства к тому же форма видоизменялась в зависимости от класса и разряда (чина) ее носителя. Так, чиновников низших классов — от коллежского регистратора (XIV класс) до надворного советника (VI класс) — помимо знаков различия отличали друг от друга рисунки и размещение шитья на парадном мундире.
Существовала еще дифференциация в деталях фасона и расцветках формы между разными департаментами и управлениями внутри ведомств и министерств. Разница же между служащими центральных ведомств и служащими тех же ведомств на периферии (в губерниях) овеществлялась лишь в пуговицах. Служащие центральных ведомств имели пуговицы с чеканным изображением государственного герба, то есть двуглавого орла, а служащие на местах носили губернские пуговицы, на которых в венке из лавровых листьев изображался герб данной губернии, над ним — корона, а под ним — ленточка с надписью "Рязанская", "Московская", "Воронежская" и т. п.
Верхняя одежда чиновников всех ведомств была черного или черно-серого цвета".
Безусловно, управлять страной и армией, где форма могла многое рассказать о ее владельце, было довольно удобно. К примеру, для учащихся военно-морских учебных заведений — гардемаринов — существовало два вида погон — белые и черные. Первые носили гардемарины, обучавшиеся морскому делу с детства, а вторые — те, кто попал на флот из сухопутных кадетских корпусов и других учебных заведений. С погонами разных цветов начальство могло быстро определить, кого и чему следует в конкретном походе обучать.
Подчиненным также невредно было знать, какими возможностями располагает командующий ими офицер. Если у него аксельбант и значок в виде орла в венке, то он офицер Генерального штаба, окончивший академию и потому обладающий большими знаниями. А если, кроме аксельбанта, на погонах красовался императорский вензель, то это офицер императорской свиты, от стычки с которым можно ожидать больших неприятностей. Полоска же у внешнего края генеральских погон означала, что генерал уже отслужил свой срок и пребывает в отставке, а потому явной опасности для нижестоящих чинов не представляет.
Во время первой мировой войны установившийся веками русский дресс-код начал трещать по швам. Чиновники, которых винили в инфляции и нарастающих продовольственных трудностях, перестали ходить на службу в форме, предпочитая носить костюмы-тройки или сюртуки. А в форму, неотличимую от военной, облачились многочисленные снабженцы не менее многочисленных земских и общественных организаций (которых презрительно именовали земгусарами). В стране, где по форме привыкли судить обо всех и вся, это лишь усиливало сумбур и неразбериху.
После Февральской революции прежняя система рухнула и была окончательно ликвидирована большевиками. И лишь однажды, в 1940-х годах, ее попытались воссоздать, когда Сталин ввел звания и форменную одежду по дореволюционному образцу для школьников, студентов, связистов, железнодорожников, дипломатов, горных инженеров и руководителей предприятий. Однако новый дресс-код не прижился. То ли потому, что партийные и советские чиновники, привыкшие ходить, как Сталин, в полувоенном френче и галифе, не хотели изменений. То ли потому, что в стране, где крестьянки, как при Иване Грозном, круглый год щеголяли в рубахах и юбках, без исподнего, просто не нашлось денег, чтобы одеть в форму всех и вся.
Источник | |
31.10.08 Просмотров: 7630 | Загрузок: 0 |
На правах рекламы:
Похожие материалы:
| Всего комментариев: 0 | |