Письма о войне: «Мы огрубели, но сохранили сердце».

Личным оружием Виктора Мирошникова на фронте была скрипка. Так и прошел он с ней всю войну в составе ансамбля 33-й гвардейской стрелковой дивизии. Этот снимок сделан фронтовым корреспондентом Яковом Халипом в феврале 1943-го, в Новошахтинске, сразу после боя. Играл скрипач тогда по просьбам оставшихся в живых... Виктор Андреевич Мирошников после войны вел класс скрипки в музыкальном училище Клайпеды, где и живет сегодня.

Жена Деева Фатима клала на дно окопа своего годовалого Валерия, а сама стреляла... Бой неоднократно переходил в рукопашную. Перед окопами полка были навалены груды убитых пьяных фашистов.

И. Стасенчук.



Подвиг хирурга

Это случилось в маленьком селении на берегу речки Черной. Только что закончили оперировать, как дверь распахнулась и в нее вошли два солдата с носилками. Перебивая друг друга, стали рассказывать, что принесли товарища, у него в груди снаряд.

Весть о необыкновенном раненом уже облетела весь госпиталь, в дверях операционной толпились врачи, медсестры, санитарки. Осмотрев бойца, ведущий хирург Иван Михайлович Гончаренко увидел, что на правом боку явственно вырисовывается выпуклость длиною в 13 - 15 сантиметров, по форме напоминающая снаряд. Как он поведет себя, если его пошевелить? Какой риск не только для раненого - для самого врача! Бежали секунды, драгоценные секунды...

Хирург приказал подать инструменты, распахнуть окно и удалить всех со двора. Они остались втроем: солдат, смертоносный снаряд и хирург. Левой рукой Гончаренко осторожно зажал снаряд, чтобы он не двигался, в правую - взял скальпель. Быстрым движением вскрыл все слои тканей, и в образовавшейся ране показалось основание снаряда. Гончаренко выхватил его и выбросил в окно операционной, а сам прижался к стене. Во дворе раздался взрыв.

Л. Пикина.

Добровольцем в апреле 1942-го ушла на фронт Антонина Понедельникова. Было ей тогда 19 лет. В 29-й отдельной зенитно-прожекторной батарее прошла всю войну - до самой Победы. Сейчас живет в Краснодаре.

Погиб, спасая немецкого ребенка

Мы закрепились на занятом рубеже западнее Одера и стали зарываться в землю. И вдруг на нейтральной полосе заметили ребенка. Он ползал около убитой женщины. Когда затихал гул взрывов, оттуда доносился плач.

Реплики были разные. «Жаль, ребенок...» А в ответ: «Сколько своих ползало, забыл?..» - «Да что мы, звери, что ли! Чужой не чужой, а народился жить...» - это сказал рядовой Нестор Довгалев. Сказал Василию, тому, что вспомнил про своих, сожженных в Белоруссии: «Держи мой автомат. Командиру в случае чего скажи, что сам он, мол, говорил, что мы спасать Европу пришли». И, не простившись, короткими перебежками побежал по изрытому воронками полю. С вражеских холмов ударили пулеметы...

С ребенком в руках он был совсем рядом с нашим окопом, когда пуля вонзилась ему в спину. Упал и уже не поднялся, но спасенного малыша из рук так и не выпустил.

Прокопий Тарасов, Москва.



Шлю горячий фронтовой привет. На дворе бушует пурга, и мне в тесный блиндаж приносят конверт со знакомым почерком: «Вам письмо!» Распечатав, нахожу фотографию. У меня даже сердце стало мягче. Ведь мы, хотя люди огрубевшие, но сохранившие сердце, способное любить...

8/1. 44 г. С. Н. Репецкий.



Ностальгия, но не по войне

Военное госпитальное лихолетье было куда страшнее, чем его показывают в повестях, в кино. Не было картинных санитарных поездов, как в «Спутниках» Веры Пановой, а были товарные вагоны, из которых мы под стоны и ругань извлекали раненых, закованных в тотальный гипс, - от подмышек до пяток.

Госпитали были по преимуществу женскими... На женщинах, на девочках лежало и выхаживание больных. Мы заготавливали дрова, убирали картофель, собирали щавель. Работали до изнеможения. Как ни трудно было, но возвратили в строй 75 - 80 процентов раненых. По статистике ВОЗ, ни одна из воюющих стран не имела такого показателя.

Были мы дружелюбны, бесконфликтны, немелочны. С до предела обостренным чувством самодисциплины и женской пронзительной жалости к раненым. Все мы с благоговением помним их сдержанность, терпеливость, трезвость, готовность помочь нам.

Встречаясь теперь, спрашиваем себя: не идеализируем ли людей той поры? Но, сверив воспоминания, приходим к выводу: нет! Так оно и было. И ностальгия наша - не по войне, не дай Бог, а по духовной чистоте людей, по их крестьянскому, не пропитому, здоровью, по порядочности, которые и помогли выстоять в той войне.

А. Кубаева.

Партизан Смоленщины, участник юбилейного парада ветеранов на Красной площади в Москве в 1995 году, Григорий Лаврентьевич Андреев живет в Подмосковье.

Мальчик просил хоть капельку воды - на берегу Волги...

Возвращаясь из ночной разведки, обнаружили в развалинах мальчика лет десяти, очень худого, кожа да кости. Принесли в окоп, а девать некуда, мы - в полуокружении. Так и оставили у себя. Он нам набивал патроны в диски к автомату ППШ.

Его родители погибли во время бомбежки. Собирались мы при случае ночью переправить его за Волгу в тыл, но в конце октября немцы подтянули подкрепление и штурмовали наш передний край. Самый тяжелый день в защите Сталинграда. Кругом все рушилось, дышать нечем, даже солнца не видно.

Когда из-за Волги наша артиллерия дала огонь по их танкам и они ушли, мы стали приподниматься из окопа. Я поднял на бровку нашего мальчика, на воздух, он что-то шептал, мы прислушались. Не забыть мне те слова: «Вы ж червоноармийцы, дайте воды хоть маленькую ложечку, ну хоть краплиночку». А у нас воды не было четвертый день. Старшина Петя Галата где-то раздобыл термосок, но, когда второй раз ползком нес воду, немцы стреляли по нему. Мы его втянули в окоп, а в термосе - семь пуль и воды нет, мы сняли с него мокрую гимнастерку и ее сосали.

Мы знали, что наш политрук Тютюнов Порфирий свою порцию всю не выпивал, а сливал в баклажку и давал по капле раненым. Тут он пришел к мальчику, открыл ее, подставил ладонь, но воды там не было. Если бы вы видели наши глаза, обращенные к фляге. Тогда политрук взял винтовку и штыком копнул землю на дне окопа, взял в горсть чуть влажную землю и приложил к губам мальчика - все-таки влага. И заплакал боевой наш политрук. И мы плакали. Он всю жизнь у меня перед глазами, тот умирающий мальчик. Его имя было Андрей, а фамилия Волошинов или Волошенюк.

И. Грекул, Кировоград.



Что дала нам, каждому, эта работа, война? Черные, грозные беды прибавили силы. Доброту, уважение, ласку к людям, трудолюбие, ответственность за большое и малое. Война душу не огрубила. Забота и нежность - вот с чем я пришла в школу на учительское поприще.

А. Сычева, Челябинская область.



Держись, браток

...Не доходя пяти-шести метров до того солдата, что был ранен в ногу, эсэсовец в черном остановился. Вытянул руку с пистолетом. Но солдат быстрым рывком выдернул зажим и бросил гранату немцам под ноги. Сноп огня и газа поглотил их. Когда дым разошелся, мы увидели, что на том месте почти ничего и никого не осталось, ведь граната была противотанковая. По инструкции, бросив ее, надо молниеносно припасть к земле. А мы - не могли: жив ли обезноженный «гранатометатель»? Я увидел, что он на руках потихоньку продвигается ко мне. Мне было очень плохо, он стал что-то подкладывать мне под голову, а потом из бинта сделал подобие соски, и я почувствовал во рту влагу. Сказал: «Держись, браток, слышишь «ура»? Наши идут!» И мне почудилось, что я в самом деле слышу.

Нас спасли, вынесли в безопасное место, и больше мы друг друга не видели. На войне такое часто случалось: неизвестный человек тебя к жизни вернул, а ты его после этого никогда больше не видел. Как зовут, откуда он родом, так и не узнал.

Александр Петрович Подлесный, Мерефа, Харьковская область.



Эти письма обращены к нам, ныне живущим. Поэт-фронтовик некогда сказал: «Я обращаюсь к тем ребятам, что в 41-м шли в солдаты и в гуманисты - в 45-м». Как же поредели ряды гуманистов... Само это слово, за которым любовь к человеку, неприятие жестокости, высота духа, исчезает из нашего лексикона. Кто заботится о наращивании слоя человечности в Человеке? Не те, ох, не те, кто ставит сейчас памятники людоедам, кто беспрепятственно носит фашистскую свастику, стремится разделить единый народ на «наших» и «не наших», смеется над словами «дружба народов», да и не те, кто просто запутался в своих политических амбициях, «не чуя под собою страны». Огрубели, да, как на войне, но и сердце теряем, теряем... А ведь человечность, высокий дух, говорят нам письма, одно, и, быть может, главное составляющее Победы. Победы, в которой мы, часто зараженные пораженческим настроением, и сегодня нуждаемся.