Место встречи Страны восходящего солнца с 3ападом.(ч.2)
Шаг XIV. Микимото
В целом центр Гинзы прочно удерживают японские торговые гиганты, по странной прихоти судьбы все как один начинающиеся на «М»: «Мицукоси», «Мацуя», «Мацудзакая», «Микимото». Пройтись по ним — все равно что совершить путешествие в историю модернизации Японии: «Мицукоси» первым начал раскладывать товары не на полу, как было принято в старину, а на полках и в витринах. «Мацудзакая» первым прекратил требовать, чтобы покупатели снимали обувь перед входом. «Мацуя» первым запустил эскалаторы, которым больше всех радовались карманники: провинциалы забывали на «лестнице-чудеснице» обо всем, в том числе о кошельках. А «Микимото» стал первым «брэндом», вышедшим за границы империи. В конце XIX века его основатель Кокичи Микимото сделал простое, как все гениальное, открытие: если подложить песчинку-«затравку» в раковину устрицы-жемчужницы, то та «дорастит» ее до идеальной формы, обволакивая перламутром. Так было поставлено на поток производство искусственного жемчуга, точнее, естественного, но произведенного природой по «заказу» находчивого предпринимателя. Теперь в старом здании на Чуо-дори, где расположены магазин и музей знаменитой фирмы, стало тесно. «Гвоздь» экспозиции — коллекция уникальных ювелирных украшений с жемчугом «от Микимото» работы лучших ювелиров мира меняется ежегодно. Во Втором чоме Гинзу с 2005 года украшает «Микимото-2», построенный талантливым уроженцем Южной Кореи Тойо Ито. Не хуже Ренцо Пьяно он «впаял» рекламу заказчика в архитектуру: окна небоскреба сделаны, конечно же, в форме жемчужин.
Шаг XV. Сохранить лицо
Но даже у Микимото не хватило денег, чтобы просто расширить свой главный магазин около «великого» Четвертого перекрестка. Здесь — самая дорогая в мире земля. Любой житель Токио охотно покажет вам ювелирный магазин «Тасаки» около входа в метро «Гинза», который в 80-х годах обошелся владельцам в миллион долларов за каждый квадратный метр.
Прошло лет десять, промышленный бум, в разгар которого казалось, что Япония вот-вот догонит и перегонит Америку, кончился. «Экономический пузырь» лопнул, заставив бизнесменов десятками выбрасываться из окон конторских небоскребов. Но, как ни странно, цены на недвижимость, особенно на Гинзе, остались на прежнем уровне: страна «сохраняет лицо».
Сейчас район переживает уникальный период своей истории. Впервые он нацелен не в будущее, а в минувшее. Здесь пытаются законсервировать представление о Японии времен послевоенного экономического чуда. Сохранить образы Гинзы, делающие ее непохожей ни на одну торговую улицу мира. Оригинальность эта прослеживается и в сочетании громадных магазинов и уютных крошечных лавок, где продают традиционные товары. Мои любимые среди них — «Ватанабэ», где торгуют гравюрами на дереве, бумагой и красками, а также магазинчик карликовых деревьев — бонсай. Они затерялись в переулках Седьмого чоме, «в тени» торгово-развлекательного комплекса косметической фирмы «Сисеидо», прославившегося тем, что здесь поэт Такамура Котаро впервые попробовал кока-колу. И посвятил новому вкусовому опыту прочувствованные стихи.
Шаг XVI. Кимоно
Занимаясь гинбурой, вы обязаны глазеть на толпу. Поражает, что в ней сосуществует сразу несколько Японий. Одетые по последней европейской моде люди идут вперемешку с теми, кто в кимоно и деревянных сандалиях гета (представьте себе Тверскую или Невский, где «прикиды» от «Версаче» соседствуют с сарафанами и кокошниками). Хотя «Европы» на Гинзе становится все больше, здесь иногда можно встретить даже учениц гейш — майко из соседнего квартала Нихомбаси. По традиции, опытные наставницы «рисуют» им ярким гримом «красивые» лица («дипломированная» гейша косметики не употребляет, на ее лице должно быть видно любое мимолетное изменение настроения)… Еще я видел посреди бела дня молодого человека, не имевшего на себе ничего, кроме кожаных трусов. А эскортировали его импозантные ассистенты в строгих фраках и белых перчатках. Впрочем, то, конечно, был перформанс художника-авангардиста, эпатирующего «сытую буржуазию».
Сами представители этой буржуазии в Гинзе тоже иногда ведут себя эксцентрично, но уже по служебной надобности. У многих магазинов встречались респектабельные люди в «тройках», которые что-то громогласно выкрикивали, хватая прохожих за рукава. Выяснилось, что это будущие начальники отделов крупных компаний, которых перед повышением послали рекламировать различные товары: пусть избавляются от остатков застенчивости и привыкают навязывать свою волю. А вот — японцы в марлевых масках. Вообще-то, воздух в Токио чист. Муниципалитет тратит безумные деньги на экологию, и я своими глазами видел над Гинзой радугу. Так что классическое клише еще советской прессы о «задыхающихся от смога японцах» — полная ерунда. Маски же повязываются теми, кто переносит легкую простуду на ногах и боится заразить окружающих. «Деликатность японца превосходит понимание гайдзина», по справедливому мнению Кайриса. От себя добавлю: всякое воображение превосходит и их постоянная готовность помочь. Однажды ночью, заблудившись, я в отчаянии обратился к парочке влюбленных, тыча пальцем в карту, где была обозначена моя гостиница (без подобной «шпаргалки» портье вообще «не выпустит» вас на улицу). Парень в джинсах немного говорил по-английски. Он буквально взял меня за руку и повел. А его подружка в кимоно тут же отстала на два шага и засеменила сзади, не вмешиваясь в беседу мужчин. На протяжении десяти кварталов я чувствовал спиной, как она ненавидит гайдзина, испортившего свидание, но стоило обернуться — и в лицо мне светила только вежливая улыбка. Японец — заложник иностранца, он просто не может допустить, чтобы с вами в его стране что-то случилось. Главное, понять: знает он, как вам помочь, или нет, а то и сам измучается в ужасе, что «теряет лицо», и вас измучает. В последнем случае — найдите способ тактично отказаться от его «услуг» и тотчас отправляйтесь за советом в полицейский участок («кобан»), который на Гинзе расположен прямо у Четвертого чоме. Сверкающее зеркальными стеклами конструктивистское сооружение увенчано статуей лупоглазого беспечного лягушонка, олицетворяющего гинбуру. Дежурные стражи порядка, среди которых непременно найдется милая девушка в кокетливой форменной шляпке, говорят по-английски и только и делают, что спасают потерявшихся иностранцев.
Шаг XVII. Суши
Тем временем солнце перевалило на западную сторону горизонта — самое время перекусить. Саша не стал мудрствовать и завел меня в первый попавшийся суши-ресторан, на Гинзе таких десятки. Он традиционный: необходимо снять обувь и сидеть на татами. Интерьер — смешанный, в хай-тек стильно вплетаются классические японские мотивы. Низкие столики вырезаны из ценного дерева, а посуда и даже палочки выплавлены из хромированного металла. Вместо стенок, разделяющих «кабинеты», — полупрозрачные легкие завесы из какой-то необычной ткани, а сквозь них видны силуэты других клиентов, поваров, «колдующих» над вашей едой. В Стране восходящего солнца кухню не прячут, а выставляют напоказ. Повара в артистизме не уступают гейшам. Интересно, как они умудряются от густого чада кухни оставить только легкие, аппетитные ароматы?.. Кстати, зайдя не в ресторан, а в сушибар, можно поучаствовать еще в одном аттракционе: сесть за стойку и смотреть, как мимо по «конвейеру» проплывают суши (правильнее — суси) разных видов. Ну и время от времени «ловить» их. Гинза специализируется на этих рулетиках из риса с сырой рыбой, хотя здесь можно найти еду на любой вкус.
Шаг XVIII. Сакэ
…Как и выпивку. Правда, в наши дни суши все чаще запиваются «чужим» напитком — пивом, которое буквально хлынуло в Японию еще во времена Мэйдзи. Хлынуло опять-таки через Гинзу. На Чуо-дори уже больше ста лет функционирует специальный зал «Лев», где подают один из трех главных японских сортов — «Саппоро», а также наименований пятьдесят европейских, американских и австралийских. Выглядит он изнутри как типичная мюнхенская пивная, даже официантки обряжены в баварские платья с жакетками. Но в целом японцы пытаются соблюсти национальное своеобразие даже в таком очевидно иностранном деле, как пивоварение: сейчас в Токио входит в моду их «ответ остальному миру» под названием «хаппосу». Этот дешевый напиток на морской воде и сыром солоде придуман всего восемь лет назад. Но — нечто вроде «баловства», а основу местной алкогольной «мифологии» продолжает, конечно, составлять сакэ, которого мы с Александром Кайрисом также не преминули отведать в главном святилище напитка — сакэ-центре «Нихонсу». Он совмещает в себе функции магазина, где продаются сотни три сортов 15—20-градусной рисовой водки, музея, где вам все о ней расскажут, и распивочной, где ее можно сколько угодно пробовать.
Я пришел к выводу, что самое интересное в сакэ то, как ты от него пьянеешь: не долго, отяжелев после бессчетного числа винных бокалов, не сразу, проглотив стакан русской «белой», а плавненько, словно парашютист, который некоторое время скользит по крылу самолета и только потом срывается в бездну.
Шаг XIX. Искусство
Мир еды на Гинзе — второй по размерам после мира торговли: на 3 000 магазинов приходится 1 607 баров и ресторанов. Почетное третье место занимает мир искусства, только частных художественных галерей здесь насчитывается более трехсот. Кайрис знакомит меня с владельцем галереи «Синода Биютцу», а сам, утомленный гинбурой, отправляется в свой офис работать. Масамичи Синода выглядит еще весьма молодо, но, как оказалось, торгует импрессионистами уже почти два десятка лет. Рассказ «инсайдера» открывает передо мной секреты «художественной Гинзы».
Шаг назад. Ван Гог и Хокусай — одно лицо?
Когда в 80-х годах разбогатевшие японцы начали скупать «обнаженных» Ренуара, «летающих влюбленных» Шагала, «голубых и розовых акробатов» Пикассо, мировой рынок искусства всерьез заинтересовался дальневосточной империей. В 1987 году за 40 миллионов долларов сюда уехали из Англии «Подсолнухи» Винсента ван Гога. Этого голландца жители Страны восходящего солнца считают своим, веря, что в предыдущей жизни он был художником вроде Хокусая. Еще год спустя универмаг «Мицукоси» с Гинзы приобрел гуашь Пабло Пикассо «Акробат и Арлекин» за 38,5 миллиона долларов. Но звездный час Японии настал в 1990-м, когда никому дотоле не известный дилер с Гинзы Хидэто Кобаяси заплатил на аукционе в Нью-Йорке 82,5 миллиона долларов за «Портрет доктора Гаше» того же ван Гога и еще 78 — за «Мулен-дела-Галет» Ренуара (заказчиком был мультимиллионер Саито). Эти покупки стали символом превращения Японии в экономическую супердержаву, а Гинзы — в Мекку артрынка. Правда, во время кризиса последнего десятилетия японские коллекционеры начали потихоньку распродавать купленные на волне успеха сокровища. Распродавать в том числе и российским клиентам, которых с каждым годом становится все больше. Если цена на нефть еще немного вырастет — чем черт не шутит, вдруг «Доктор Гаше» перекочует в Москву?
Шаг XX. Кампай
На Гинзу опускается вечер, и я в последний раз меняю компаньона: непроницаемого господина Синоду — на улыбчивого Александра Лыскина, товарища по экспедиции «Вокруг света». Фотограф только несколько часов назад приземлился в аэропорту «Нарита» и теперь напоминает мне меня самого двухдневной давности: ошарашенно глазеет на улицы в трех уровнях. Клин, как я теперь уже знаю, вышибают клином, и, чтобы привести коллегу в чувство, тащу его в «веселый квартал» Гинзы — к отелю «Никко». Кругом стайками прогуливаются подвыпившие клерки знаменитых фирм. Похоже, за вечер они уже не раз провозглашали: «кампай!» (нечто среднее между нашими «На здоровье!» и «Поехали!»). Заманчиво горят огни ночных клубов: «Эсквайр», «Париж»... Молодые ребята, очень напоминающие японцев с мечами из фильма «Убить Билла», приглядывают за своими подопечными «хостессами» («хозяюшками»). Снимать не рекомендуется, хотя никто и не разобьет вам камеру, как это сделали бы просвещенные европейцы где-нибудь на Риппербане в Гамбурге. Опытный Лыскин делает вид, что ничего не понимает, а сам нажимает и нажимает на затвор.
Девушки, кто в длинных вечерних платьях, кто в коротких «а-ля Мерилин Монро», весело смеются и охотно позируют. Но стоит появиться потенциальному клиенту, все как по команде переключают свое очарование на него. Рядом с шеренгой хостесс сидит за своим столиком хиромантка с усталыми глазами Кассандры. Перед ней лежит электрический фонарик: им она будет освещать вашу ладонь во время гадания. Гадалки на Гинзе работают в основном не с женщинами, а с мужчинами, с теми самыми клерками, которых заманивают девицы. Последние, кстати, отнюдь не жрицы любви в привычном понимании. Продажная любовь в Японской империи официально запрещена с 1957 года, и в клубе, который сейчас перед нами, никакого разврата не будет. Хостессы — те же европеизированные гейши, их дело — флирт, который скрасит вечер замученных на службе джентльменов. Подлить пива или сакэ, первой крикнуть «кампай!», пошутить и посмеяться вашим шуткам, спеть в компании, а потом красиво расстаться с клиентом, долго кланяясь ему вслед, — вот вся их работа. Но, что самое удивительное, — и сами клиенты с ними чаще не отдыхают, а работают! В раскованной атмосфере, созданной хостессами под «кампай!», можно «разрулить» ситуацию, которая на официальных переговорах зашла в тупик из-за «оков этикета». Крупные компании даже оплачивают из своего бюджета услуги «вечерних фей». «Самый простой способ стать своим в этом царстве замкнутых групп — пару раз до бесчувствия напиться с партнером из Страны восходящего солнца. Если президент японской компании поведет вас вечером по злачным местам, его подписи на счетах будут играть для дальнейших деловых отношений не менее важную роль, чем заветная подпись на контракте», — справедливо писал в «Ветке сакуры» советский журналист Всеволод Овчинников. Правда, писал он это в «золотые семидесятые», а с тех пор экономический кризис заставил корпорации вдвое сократить представительские расходы. Элитарные закрытые клубы, где бутылка виски «Баллантайн» стоит 1 500 долларов, а гостей принимают только по рекомендациям, — теперь редкость. В моде агрессивный стиль заведений подешевле, которые не стесняются буквально вырывать клиентов друг у друга.
Район с хостессами остался позади, мы с Лыскиным направляемся в бар иностранных журналистов снимать ночную Гинзу сверху.
Нас, правда, ждал там поначалу неприятный сюрприз: вылезти прямо на крышу, о чем вроде бы было договорено, поначалу не разрешили. Менеджер всего здания, к которому Ассоциация и лично мой новый друг Джулиан Райалл обратились с официальной просьбой, вежливо, но твердо отказал. Дескать, с крыши открывается слишком хороший обзор закрытой для туристов жилой части Императорского дворца. Да, и кроме того, не так давно один самоубийца сиганул вниз: «У господ русских ведь нет справок, что они нормальные?..»
Положение, однако, спасла пресловутая японская боязнь потерять лицо. Узнав об отказе своего коллеги, менеджер клуба, расположенного в этом здании, не стерпел обиды. Он провел нас какими-то лабиринтами, открывая многочисленные двери собственным ключом. И вот — мы на месте. От вида действительно захватывает дух. С одной стороны, как на ладони — Сады Микадо, с другой — Гинза. Александр тут же улегся на парапет со своим фотоаппаратом и в зловещем свете красных фонарей крыши кажется снайпером, который ведет прицельный огонь по скоростным поездам, потоку машин, золотыми нитями уходящему к морю… И тут до меня доходит: Гинза — это игра. Японцы уверены, что говорят только то, что хотят сказать. Мы убеждены, что способны уловить «проговорки» и раскрыть тайну их культуры. И те, и другие темнят, как и полагается в азартной игре. Не случайно Гинза дневная и ночная — такие разные. Настоящей видится мне последняя, когда японский Бродвей вспыхивает безумным фейерверком огней.
Григорий Козлов. Фото Александра Лыскина.
«Вокруг Света»
27.10.08 3433
На правах рекламы:
Похожие материалы:
Всего комментариев: 0 | |